Король на площади

Король – на террасе дворца.

Зодчий – старик в широких и темных одеждах. Чертами лица и сединами напоминает Короля.

Дочь Зодчего – высокая красавица в черных шелках.

Поэт – юноша, руководимый на путях своих Зодчим, влюбленный в его Дочь.

Шут – прихлебатель сцены и представитель здравого смысла. Иногда он прикрывает свое расшитое золотом брюхо священнической рясой.

Влюбленные , Заговорщики , Придворный , Продавщица роз , Рабочие , Франты , Нищие , Лица и Голоса в толпе .

Слухи – маленькие, красные, шныряют в городской пыли.

Городская площадь. Задний план занят белым фасадом дворца с высокой и широкой террасой; на массивном троне – гигантский Король. Корона покрывает зеленые, древние кудри, струящиеся над спокойным лицом, изборожденным глубокими морщинами. Тонкие руки лежат на ручках трона. Вся поза – величавая. В самом низу – у рампы – под высоким парапетом набережной – скамья; к ней с двух сторон спускаются лестницы. Скамья на берегу моря, которое узкой полосой подходит издали, слева огибая мыс с площадью и дворцом, и сливается с оркестром и театром, так что сцена представляет из себя только остров – случайный приют для действующих лиц. Солнце не взошло еще. Почти в полном мраке Шут, в качестве Пролога, подплывает с моря, привязывает свою лодку у берега, вынимает из нее удочку и узелок и садится на скамью.

Шут

Еще и солнцу лень светиться,

А я – на берегу.

Светила могут не трудиться,

А я вот – не могу.

Но я без них нашел дорогу

И вот, приплыл сюда,

Чтоб здравостью своей немного

Смягчить вас, господа.

Вот здесь – дворец на темном фоне,

И на террасе – трон.

Король, как видите, в короне,

И стар и удручен.

Перед дворцом гуляет всякий,

Кто хочет отдохнуть.

Лишь демократу и собаке

Здесь не показан путь.

Здесь – чистой публике дорога,

Здесь для нее – скамья.

И только на правах Пролога

На ней присел и я.

Передо мной – в оркестре – море,

Волна его темна,

Но если солнце встанет вскоре,

Увижу все до дна.

Мой долг был – только вас понудить

Взглянуть на этот вид.

А рыбу в мутных водах _у_дить

Мне здравый смысл велит.

Шут садится верхом на рампу и закидывает удочку в оркестр. Во время действия его большею частью не видно за боковой занавесью – он появляется только в отдельных сценах.

Ночь борется с утром. Над берегом чуть видны в сумерках двое неизвестных. Первый – в черном – прислонился к белому камню дворца. Другой сидит на берегу. Третьего не видно: он где-то близко, и слышен только его голос – прерывистый и зловещий.

Первый

Вот и день забелел.