Жизнь вынуждает нас ко многим добровольным действиям
Гарри Трумэн
На стене около лифта красовалась нарисованная зеленым мелом стрелка. И, конечно, острием вверх. Значит, не стоит и надеяться, что это детишки играли в казаки-разбойники.
Я тупо посмотрела на стрелку и взмолилась. Только не это! Я устала, я спать хочу! После пятнадцатичасового рабочего дня единственное, чего можно желать, — покой. И видеть никого не можется, будь они хоть трижды приятными людьми. Тем более, что работа журналиста ежедневной газеты (моя, то есть) минимум наполовину состоит как раз из общения, черт бы его побрал!
Впрочем, от приступов мизантропии есть простые, неоднократно проверенные средства. Например, большое кресло после горячего душа. Это ли не восхитительно — знать, что бесконечный рабочий день все-таки успешно завершен, а «завтра» начнется не в семь, а в десять, значит, можно поспать на три часа дольше…
Кстати, о сне. Прятаться от жизни под теплое одеяло как-то уже расхотелось. Чего там от меня Лельке потребовалось, на ночь-то глядя? Соскучилась? Виделись мы последний раз чуть ли не месяц назад, перед ее отпуском, так что вполне могла.
Хотя просто от скуки Лелька вызывать не станет. В отличие от большинства знакомых мне представительниц женского пола у нее имеются мозги и отсутствует привычка вешаться со своими проблемами на окружающих. Когда после развода Лельке с годовалым сынишкой Денисом пришлось поселиться у матери, она очень скоро заявила: «Говорят, что родителей лучше любить на расстоянии. Врут. Это не лучше, это единственно возможный способ. Когда был жив отец, мамуля меня в упор не видела. А теперь вываливает на мою голову такие водопады родительской заботы, что я скоро захлебнусь. Надо разъезжаться, пока мы друг друга не возненавидели». После чего, невзирая на понятные финансовые проблемы, быстренько нашла квартиру. Этажом выше моей. Генка, хозяин, как раз собирался за кордон на несколько лет. Любопытно, что я о предполагаемом отъезде даже не подозревала. Лелька нашла эту квартиру совершенно самостоятельно, хотя ее знакомство с Генкой ограничивалось «привет-привет», а я с ним почти дружила.