Старик и ангел - Александр Абрамович Кабаков

Старик и ангел

Герой нового романа Александра Кабакова «Старик и ангел» профессор Кузнецов на восьмом десятке понимает, что жизнь прошла впустую: женился без любви, менял женщин без страсти и остался в одиночестве.Инфаркт… но тут все и начинается. Появляется странный полковник какого-то странного ФСБ Михайлов, речь заходит о душе и Дьяволе, о счастье и власти… И не миновать бы профессору когтистых лап, если бы не ангел по имени Таня. Оказывается, что жизнь еще можно изменить!

Читать Старик и ангел (Кабаков) полностью

Если бы Кузнецов умер, в этом не было бы ничего удивительного. В конце концов, все умирают, а уж старые люди умирают непрестанно — только оглянулся, а уж старик какой-нибудь помер, и везут его на высокой железной телеге, взятой напрокат возле ворот кладбища, другие, пока живые старики…

Но Кузнецов не умер, вот в чем дело.

Тут-то все и началось.

Часть первая

Глава первая

Герой еще не родился, но кое-что для этого делается

В длинном двухэтажном и двухподъездном бревенчатом бараке — по подъезду с каждого конца — самым неприятным для его жильцов явлением была сырость. Перила лестниц, ведущих на второй этаж, были осклизлыми, и пахло в подъездах догнивающим деревом. Сырость тут была и естественная, происходившая от того, что целый квартал таких бараков был выстроен на засыпанном и заболотившемся пруду, и рукотворная (точнее, конечно, не руко-), связанная с тем, что как вовсе посторонние люди и жильцы соседних бараков, так и местные обитатели постоянно мочились — чтобы не сказать ссали — в этих подъездах, пользуясь тьмою. И ведь тут же, в двух шагах, стояли дощатые дворовые сортиры!.. Однако запах гнили перекрывал даже запах мочи.

Сырость и гниение проникали в коридоры первого и второго этажей, достигали общих кухонь — по одной на этаже в противоположных подъездам торцах, так что все кухни граничили между собой по вертикали и горизонтали — и, конечно, комнат, расположенных по обе стороны коридоров. Каждая комната была метров двенадцать, а то и четырнадцать квадратных, почти по санитарной норме на одну не очень большую семью. А три больших — Звонаревы, Коганы и Зигнатулины, человек по семь-восемь, — занимали даже по две комнаты. Правда, Звонаревы в разных подъездах, что было неудобно в смысле пользования кухнями.

А сыро было всюду одинаково, и когда зимой топили печи, комнаты заполнял вонючий туман, когда же печи остывали, этот туман, прежде чем рассеяться, делался очень холодным и выпадал дополнительной сыростью. Печи были большие, тяжелые, как боровы, которых держали в сарае напротив барака куркули Юрасовы. Топить эти свиноподобные печи приходилось из коридора, а бока их выпирали в две смежные комнаты. В коридоре перед дверцами печей к полу были прибиты железные листы для предотвращения пожара и стояли ведра с мелким, полным мусора углем. Запасы угля хранились в длинном сарае, стоявшем напротив барака и представлявшем как бы уменьшенное отражение самого барака: сарай был разделен на отсеки, соответствующие барачным комнатам. В этих отсеках, каждый в своем, жильцы и держали уголь, купленный осенью на железнодорожной станции и привезенный на ломовых телегах, которые вокруг станции тогда еще водились. Вместе с углем, ссыпанным в дощатые выгородки, держали в сарае — «в сарая2х», как говорили сами владельцы — всякую мелочь. Там были, например, спинки от железных кроватей, панцирные сетки которых полностью разрушились, никому уже не нужные самовары с медалями, оставшиеся от иных времен, и прочая ерунда, а упомянутые Юрасовы еще и свиней держали.