Цивилизация Древнего Рима

Рим представляет собой великолепное пространство между сумерками доисторических времен Италии и столь же непроглядными сумерками эпохи, в которые западный мир погрузился после распада римской империи. Он освещает ярким светом приблизительно двенадцать столетий истории человечества. На этот период, безусловно, приходится более чем достаточно войн и преступлений, но наилучшая часть этого периода отмечена длительным и неоспоримым миром — римским порядком. Он был навязан и принят на огромном пространстве — от берегов Клайда до гор Армении, от Марокко до берегов Рейна и Эльбы, границы этого мира на некоторое время достигли пустынь Африки и берегов Евфрата. К этой огромной империи следует отнести целую группу государств, граничащих с ней и испытавших ее духовное влияние или очарованных ее престижем. И стоит ли удивляться тому, что эти двенадцать столетий истории принято причислять к наиважнейшим эпохам, которые когда-либо существовали в истории рода человеческого, и что воздействие Рима, вопреки всем революциям, всем достижениям свободы и изменениям, происходившим за последующие полтора тысячелетия, еще и теперь ощущается как нечто мощное и продолжительное.

Это воздействие пронизывает все сферы: национальные и политические рамки, эстетические и нравственные нормы, все мыслимые ценности, юридическую основу государств, обычаи и нравы повседневной жизни; всего того, что нас окружает, не имелось бы, если бы не существовал Рим. Даже религиозная жизнь сохраняет отпечаток влияния Рима. Разве не внутри империи родилось христианство, разве не там оно начинает утверждаться, не там ли образуется его иерархия и разве не там начинает в определенной мере вызревать его учение?

Перестав быть политической реальностью, Рим превращается в миф: варварские короли заставляли короновать себя, подражая римским императорам. Само понятие империи, неуловимое, сложное, может быть понято только в контексте римской перспективы: коронация Наполеона в соборе Парижской Богоматери могла быть осуществлена надлежащим образом только епископом Рима. Тогда, в самом начале декабря 1804 года, внезапное возрождение римской идеи, которую уже можно было бы считать умершей навсегда, не было фантазией тирана. Оно отражало политическую интуицию завоевателя, который, после тысячелетней истории французской королевской власти, обнаружил живой источник европейской мысли. Нетрудно вспомнить и другие, более близкие по времени попытки, провал которых не может заставить нас забыть о том, что они пробудили мощные отзвуки, когда целый народ намеревался провозгласить, что империя возрождалась на «судьбоносных холмах Рима»