«Буратино!» — вспомнилось Лаврову шутливое прозвище, данное ему женой за внешнюю его невозмутимость. И словно на экране перед Лавровым возникла картина из его повседневной семейной жизни.
Незадолго до отъезда из дома он сидел за письменным столом, отбирая необходимые ему деловые бумаги. За спиной неожиданно раздался звон разбитого хрусталя. Сашка, зацепившись пуговичкой от куртки за бахрому скатерти, стащил ее на пол вместе с большой вазой, стоявшей на столе.
Юрий Никифорович даже не обернулся.
— Ах! — воскликнула Вера Андреевна. — Ребенок разбил такую вещь! В конце концов, это наш свадебный подарок! А ты даже головы не повернул…
— Если бы от поворота моей головы хрусталь обладал способностью склеиваться, я бы, Верочка, непременно обернулся, — без тени улыбки отозвался тогда Юрий Никифорович. — Да ты не горюй. На серебряную свадьбу полагается дарить серебряные вещи, и тогда даже Сашкин «дар разрушения» окажется не страшным.
— Буратино! — только и смогла с досадой сказать Вера Андреевна. А через минуту уже шутливо заметила: — Настоящий деревянный мальчик! Гляди, у тебя уже даже нос начал отрастать…
— Ты находишь? — серьезно спрашивал Юрий Никифорович. — Ну, ничего, длинный нос — это еще не так страшно, лишь бы не длинный язык. Я, конечно, не намекаю…
…Юрий Никифорович вспомнил сейчас эту сцену и мысленно улыбнулся. Ах, Верочка, Вера! Как хочется тебе иной раз поворчать, посетовать, устроить из случайной Сашкиной двойки настоящее семейное происшествие. И как быстро ты отходишь, вновь становишься ровной и веселой, такой же, какой была тогда, в ту далекую и близкую первую осень.
В вагоне было тихо. Соседи по купе улеглись, одни читали, другие дремали. Улегся и Юрий Никифорович.
Дома ему казалось, что вот войдет в вагон, ляжет и проспит все время пути — напряжение последних дней давало себя чувствовать. Но спать он не мог. Вглядываясь в причудливый узор светло-серого линкруста на вагонной переборке, Лавров вспоминал все, что говорили ему товарищи о городе, в который он ехал. Заместители прокурора и начальники отделов не раз бывали в этом городе и хорошо его знали. Все считали, что объем работы на новом месте будет шире, чем в районной прокуратуре.
— И не думайте, что с вашим приездом все уладится, как по мановению волшебного жезла, — предупреждал краевой прокурор Иван Дмитриевич Щадилов, хотя Лавров вовсе этого и не думал, — не настраивайте себя так. Работы там — непочатый край, сумейте прежде всего отделить главное от второстепенного. У нас еще есть, к сожалению, прокуроры, невидящие главного за житейскими мелочами. И еще одно прошу вас твердо усвоить, Юрий Никифорович: главное теперь не только в борьбе с преступностью, но в предупреждении преступлений. Наша святая обязанность — разъяснять советские законы. Как это делать? — спросил Иван Дмитриевич и сам же ответил: — Надо чаще бывать у рабочих на заводах, на стройках, пристальнее всматриваться в жизнь и, расследуя преступление, проверять прежде всего, как, почему оно возникло и как можно было его избежать. Ясно? — спрашивал Щадилов, заглядывая в большие серые глаза Лаврова. — Впрочем, «америк» я вам и не собирался открывать. Так, — напутствие, — улыбнулся он. — А теперь — прощайте…