Дѣва особенно возбуждала состраданіе женщинъ. Многія изъ нихъ плакали: «Ахъ, Царица и Владычица»! Эта «Встрѣча» надрывала сердца. Каково видѣть Мать и Сына въ подобномъ положеніи! Приходили на умъ сравненія, впрочемъ весьма неточныя: «точно бы онѣ сами встрѣтили своихъ дѣтей, такихъ добрыхъ и честныхъ, на пути къ эшафоту». И онѣ продолжали вздыхать передъ «Скорбною Богоматерью», что ничуть ие мѣшало имъ примѣчать, нѣтъ ли на статуѣ новыхъ украшеній сравнительно съ прошедшимъ годомъ.
Наконецъ, наступила минута «Встрѣчи*. Прекратилась оглушительная барабанная дробь, прервался жалобный ревъ гобоевъ, похоронная музыка смолкла. Оба изображенія были неподвижны, одно противъ другого, и раздался жалобный голосъ, распѣвая на однообразный мотивъ нѣсколько куплетовъ, выражавшихъ паѳосъ этой встрѣчи.
Присутствующіе, разинувъ рты, слушали дядютГранча, стараго «бархатника» [11] , каждый годъ приходившаго изъ Валенсіи, чтобы пѣть на этомъ торжествѣ, изъ благочестиваго усердія. Что за голосъ! Его жалобные звуки надрывали душу! Вотъ почему, когда выпивавшіе въ сосѣдней тавернѣ начинали хохотать слишкомъ громко, среди примолкнувшей толпы поднимался всеобщій протестъ и возмущенные вѣрующіе кричали:
– Да замолчите же, такъ-то васъ и такъ!
Изображенія приподнялись и опустились, каковыя движенія въ глазахъ зрителей означали обмѣнъ скорбныхъ привѣтствій между матерью и сыномъ; а пока происходили всѣ эти церемоніи и раздавалось пискливое пѣніе дяди Гранчи, Долоресъ ие отводила глазъ отъ стройнаго браваго «Іудея," составлявшаго столь пріятную противоположность со своимъ неуклюжимъ начальникомъ.
Хотя Росарія и стояла у нея за спиною, однако угадывала, чувствовала, куда направляетъ взоры ея невѣстка. «He угодно-ли? Точно съѣсть его собралась!.. Какова наглость! И при собственномъ мужѣ! Что же это должно быть, когда Антоніо къ ней приходитъ, будто бы поиграть съ племянникомъ, и остается съ ней наединѣ?»
Между тѣмъ, обѣ процессіи слились, чтобы вмѣстѣ войти въ церковь; но встревоженная и ревнивая жена продолжала бормотать угрозы и ругательства, глядя на эти широкія и полныя плечи, царственно поддерживающія великолѣпный затылокъ, на которомъ курчавились пряди волосъ. Долоресъ, наконецъ, обернулась величавымъ движеніемъ бедеръ. He ей ли Росарія говоритъ эти штуки? Когда же она рѣшится оставить ее въ покоѣ? Развѣ каждый не имѣетъ права смотрѣть, куда захочетъ? И маленькія золотыя точки, сердито сверкая, запрыгали въ глазахъ цвѣта морской воды.
Росарія отвѣтила: «Да, она говоритъ о Долоресъ, объ этой бѣшеной сукѣ, которая пожираетъ мужчинъ глазами!»