Про Олимпиаду Николай слышал. Сам из боксеров вышел, из кандидатов в мастера. Шефа своего он не очень понимал. Вот и инвестировал бы в спорт. Прикупил бы дюжину юных боксеров, вложился бы — там чемпионы столько зашибают, что мама не горюй. Одного Тайсона вырастить — все расходы мигом окупятся. А то сколько спортсменов в бандюки подались — и все потому, что у спонсоров другие интересы.
Ну или прикупить хотя клуб футбольный, как это теперь модно. Скажем, «Шинник» (Николай был родом из-под Ярославля). Тоже дело понятное. Купил пару бразильцев, пару хохлов — и вперед! А тут кино какое-то. Церемонии. На собственную премьеру без фрака — ни-ни. Да еще и арестовать могут…
Размышления Николая прервала тягучая песня на знакомый мотив. Пел человек столь густым насыщенным басом, что слов было не разобрать. Понадобилось некоторое время, чтобы расслышался русский язык:
На речке, на речке, на том бережочке
Мыла Марусенька белые ножки…
— Маруся еще какая-то!.. — поморщился Троицкий.
Бригада высыпала на палубу. Мимо яхты плыл, неторопливо двигая веслами, жутко бородатый мужик в синем зачуханном комбинезоне. По сторонам не смотрел. Тянул себе:
На речке, на речке, на том бережочке
Мыла Марусенька белые ручки…
— Это еще что за чудовище? — оторопел Троицкой. — Что-то рожа больно знакомая…
— А это, босс, тот самый… — защелкал пальцами Дима. — Как его… Овцов. Известный путешественник.
— Не Овцов, а Пастухов! — поправил Серов. — Тимофей Пастухов. Который гонял на полюс с собаками.
— А теперь, значит, в Каннах отогревается? — хмыкнул Троицкий.
— Собирается Атлантику на веслах переплыть, — пояснил Серов. — По пути древних французов. Или римлян. Хрен их разберешь… Все одно — нерусь!..
На самом деле однофамилец шефа Лубянки прекрасно отличал французов от римлян. Он вообще был человеком подкованным. Шутить как можно тупее — осталось его привычкой с девяностых, когда кандидату технических наук и бывшему доценту пришлось вписываться в разношерстный мир «нового русского бизнеса». С тех пор утекло много воды и крови, но от «простых» шуток Серов так и не отучился.
— Во мужику делать не хрен… — цокнул языком Дима.
— Зато никаких семейных проблем! — хохотнул Николай. — Греби себе и греби… Хоть всю жизнь.
— Пока акулы не слопают… — захохотал Дима.
— Все придурки сюда слетелись, — резюмировал Троицкий. — Сезон… Ладно, хватит ржать. Пошли внутрь.
На речке, на речке, на том бережочке
Мыла Марусенька белые груди,
донеслось в этот миг с удаляющейся лодки Пастухова.
— Ага, — с интересом обернулся Троицкий. — А дальше что она там намывала?..