— Ладно, иди, Сара Бернар[82], — с этими словами хитрюга была выпущена на волю.
— С-с-семечки! — тихо подал голос новый член семьи. Видимо, птица голодала последнее время, и пустой желудок в ожидании миски с семечками не давал ей покоя.
— Кирюш! Узнай у дежурной, чем можно его покормить, а я пока подумаю, в чем его везти домой.
Ксения взяла птицу, которая покорно замерла у нее в руках, только часто-часто моргала, будто собиралась заплакать.
Когда через час к парадному входу пансионата подъехала корпоративная машина, чета Ильиных уже сидела в фойе. В ногах у них лежал Жук, задумчиво положив морду на лапы. Мордочка спящей Василисы виднелась за решеткой перевозки. Ксения о чем-то увлеченно говорила по телефону. Один Кирилл Иванович выглядел более чем странно. Во-первых, на голове его была намотана пестрая чалма. Тот, кто мотал Кириллу чалму, не отличался аккуратностью, потому что ткань съехала на ухо, полностью его закрыв. Во-вторых, у Ильина на плече сидел большой зеленый попугай. Таким образом, русский химик Кирилл Иванович Ильин представлял собой восточный вариант пирата Джона Сильвера[83]. Такой нелепый вид нового хозяина попугая объяснялся беспокойным характером птицы. Ильины долго думали, каким образом довезти Ираклия (такое имя получил их новый питомец) до постоянного места жительства. Коробки, в которую можно было бы его поместить, у них не было. Запихнуть птицу в мешок — не поднималась рука. Оставалось одно — привязать к лапе Ираклия длинный прочный шнурок, а саму птицу держать в руках.
Шнурок был изъят из кроссовок Ильина-старшего. Птица первое время спокойно сидела, изредка косо поглядывая на свои «путы». Особенно попугая интересовал бантик. Ксения, привязывая птицу, узел затянула туго, но избежать бантика не смогла. Ираклий, примерялся к веревке долго. Наконец, изловчившись, он в несколько движений освободил лапу и гордо вышагивал по комнате с веревкой в клюве. На воле свободолюбивая птица пробыла недолго. Теперь, Кирилл сам привязал лапу хитрым рыбацким узлом. Ираклий, воодушевленный первой легкой победой, долго пытался сбросить оковы, но, потерпев неудачу, разозлился, пронзительно заорал и спрятался за диван. В результате тяжелых боевых действий было достигнуто некое подобие компромисса. Точнее, победил изощренный человеческий разум — птицу привязали за лапу, оставив пернатому иллюзию свободы в виде плеча Кирилла Ивановича. Плечо отлично играло роль насеста или, может быть, спинки дивана. Ираклия это вполне устраивало. Устраивало до тех пор, пока его попугайские мозги не сообразили, что веревка все равно на месте, и ему — вольному попугаю Ираклию «век воли не видать». Мозги подсказывали, что с новыми хозяевами бороться бесполезно, но продемонстрировать протестную деятельность ему никто не запрещал. И Ираклий ее демонстрировал.