Как сейчас помню: на земле лежит посиневшая Нафиса, губы черные, на ногах, между пальцами, еще мокрые травинки. У изголовья девочки в рыданиях бьется мать.
— Спасите! — кричит она. — Доктор, спасите ее! Ведь единственная она у нас!
Растерянный стоит отец.
Я сразу приступила к делу. Освободила рот и нос ребенка от воды и стала делать искусственное дыхание. Попробовала пульс, пульса не было.
Бедная Нафиса! Я часто видела ее, как она играла с Кадрией. Теперь Нафиса мертва.
Я, не переставая, делаю искусственное дыхание, от усталости у меня уже идут круги перед глазами. Мне начинает казаться, что это не Нафиса, а Кадрия… Маленькие, как лед, холодные ручонки ее… Сила возвращается ко мне, с удвоенной энергией делаю искусственное дыхание. Кругом что-то говорят, до меня долетают обрывки фраз, слова, но я ничего не слышу. Подбегает мать Нафисы. Ее увели, но она вернулась.
— Не мучьте ее! — кричит она. — Не мучьте девочку…
Продолжаю искусственное дыхание. Еще мгновение, и… мое сердце радостно забилось, кажется, я даже заплакала — у ребенка появились признаки жизни, изо рта пошла вода, дрогнули веки, появился слабый пульс.
Сейчас Нафиса и Кадрия играют в соседней комнате. Пойду приласкаю их.
…С тех пор прошло четыре года. А родители Нафисы и сейчас еще благодарят меня. Увидят ли издалека, услышат ли мой голос, обязательно подойдут, осведомятся о здоровье, в сотый раз скажут, что благодарны мне. А между тем ласковый взгляд их глаз и смех Нафисы — лучшая благодарность.
Второе событие произошло в соседней деревне. Однажды, рано утром, меня вызвали к тяжелобольной. Не прошло и часа, как я была там. Остановились возле одной избушки. Несмотря, на то, что был разгар полевых работ, около дома собрались люди.
— Где больная? — спросила я, входя в дом.
— Вот, милая, — сказала старуха, указывая на нары.
На них, укрытая тулупами, лежала молодая женщина. Пальцы ее судорожно впились в подушку, рот покрывала пена. Я сбросила тулупы.
— Надо немедленно осмотреть больную. Пусть все выйдут. Откройте окна! — распорядилась я.
Посторонние вышли. Но старуха — мать девушки — все старалась отстранить меня.
— Ничего, ничего, — говорила она, — не надо тревожить дочку, она и так поправится.
Я измерила температуру больной. 39 градусов. Старуха все не унималась и все причитала, что, мол, не надо трогать больную, все само пройдет.
Не слушая старуху, я приступила к осмотру. Повернула больную к свету. Она была в крови. Старуха бросилась мне в ноги.
— Не погубите! Не выдайте!
— Замолчи! — крикнула я. — Не видишь, что натворили?