И когда мы в тот вечер выходили из зала, я подумала: «Зачем Вэли смотрит на меня, чего ждет, куда зовет?»
Искэндер! В тот вечер ты был очень ласков и заботлив. Голос твой был мягок, слова проникновенны.
Падал первый снег. Снежинки бриллиантами сверкали под луной.
Снежинки ты сравнивал с цветами. И как-то сразу заговорил о смелых, великих людях, которые живут необычайно глубокими чувств вами, о людях, обуреваемых страстями. Ты говорил о литературе, о гениальности.
Я слушала тебя, затаив дыхание. Ты окрылил меня своими словами. Мне казалось, что я поднялась высоко-высоко, до самых звезд.
В этот вечер, шагая с тобой рядом под руку, я была счастлива.
«Вечно любить его, быть его другом, жизнью!..»
Ты проводил меня до общежития. Я была готова до самой зари, до утра пробыть с тобою. Но, сама не зная почему, сказала:
— Уже поздно, Искэндер, мне пора…
А потом не могла себе простить, что так рано ушла.
— Галия! — прошептал ты, — Галия! Я хочу, чтобы этот вечер не кончался никогда!
Ты говорил это, и руки твои уже обнимали меня.
Не помню, как наши губы встретились. Помню только, каким долгим и томительно сладким был поцелуй.
— Что вы! Не надо! Довольно! — шептала я, а сама желала твоих ласк еще и еще.
Не помню, как я поднялась по лестнице. Вступив в комнату, я взглянула в зеркало и впервые в жизни осталась довольна собой. Действительно, любовь украшает человека. Любимый и любимая всегда красивы.
На щеках моих пылал румянец, глаза горели. На плечи падали тяжелые черные косы.
— Тра-ля-ля-ля-ля! — воскликнула я.
Помнишь, Искэндер, как в любимой своей роли вихрем вылетала на сцену Ф. Ильская [1] с задорным и радостным возгласом: «Тра-ля-ля-ля-ля!».
— Галия! — поймала я себя на мысли. — Ведь все твое веселье и радость из-за Искэндера.
Я остановилась посреди комнаты.
— Ну что ж! — решила я. — А хотя бы и так. Пускай будет так. Тра-ля-ля, тра-ля-ля! — и тут же, подхватив стул, начала танцевать.
Насытившись танцем, села за стол и стала думать о будущем, о том, что мы заживем вместе, — ты актер, а я врач, будем дружить, работать весело, счастливо…
Часа в два ночи вернулись подруги.
— О-го-го! Вон до чего дело дошло!
— Ну, ничего, ничего! Парень стоящий! — говорили они, многозначительно поглядывая на стол. Тут я спохватилась, но было уже поздно. Оказывается, предаваясь сладким мечтам, я испещрила лист вензелями и узорами, бесчисленно повторяя имя — Искэндер, Искэндер…
Да. В эту ночь я решила, что любовь моя к тебе безмерна, вечна. А Лиза, которая никогда и никого по-настоящему не любила или, вернее, не признавала настоящей любви, на сей случай прочла стихи Гейне: