– О, вот и наше маленькое стихийное бедствие, – иронично проворчал Виктор. – И не холодно тебе, девица? – Байкер указал на бриджи.
– Что ты, кися моя! – шутливо всплеснул руками андрогин. – Меня греет любовь.
– Любовь греет, когда ею занимаешься, – фыркнула в воротник Радислава.
– И вообще, так хорошо, что я вас встретил! – Жози пропустил реплику оборотнички мимо ушей. – Так не хотелось встречать Рождество в одиночестве. Ах, праздники, праздники, сладкое ничегонеделание! Идемте же смотреть представление! Жизнь коротка, искусство вечно! Идемте!..
Виктор только хмыкнул.
– Ладно, дамы, вы смотрите эту драмедию, а я пока заброшу домой наши вещи, – произнес он. – А потом всем скопом завалимся к ди Таэ. Нарушим их маленький семейный междусобойчик, и пусть только попробуют возмутиться, сами ж приглашали, – шутливо добавил он, направляясь к задней калитке, ведущей во двор собора…
Зрелище двоих сцепившихся между собой священников впечатлило бы любого, послужив основой для аллегорической картины «Борьба за веру». Но, увы, иных зрителей, кроме статуй да ликов на витражах, здесь не наблюдалось. Некому было запечатлеть на холсте или в мраморе двоих святых отцов, катающихся по полу, словно пара дерущихся котов. Несмотря на обуявшую его ярость, Фарт постепенно сдавал позиции. Облитая каким-то бесовским зельем рука уже почти не слушалась, на каждое движение реагируя вспышкой горячей боли. Рукав висел лохмотьями, да и не только рукав… Из последних сил Габриэль рванул противника за ворот здоровой рукой. Пальцы сомкнулись на чем-то продолговатом металлическом, и в ладони инквизитора вместе с обрывком сутаны иезуита оказалась зажата небольшая медная туба. Юлиан попытался выхватить ее у Фарта, но тут вдруг зал потонул в ослепительной вспышке мертвенно-синего света. Их с силой отшвырнуло друг от друга. Габриэля протащило по полу почти до самого коридора, ведущего на задний двор. Иезуита припечатало к подножию распятия…
На секунду Фарту показалось, что в их драку вмешался один из всадников Апокалипсиса, настолько ужасно выглядел приближавшийся к иезуиту человек. Но, судя по тому, как побелел брат Юлиан, это было далеко не так. Професс, цепляясь разбитыми в кровь пальцами за подножие распятия и оскальзываясь на плитах, пытался встать. На него порождением ада надвигался обезображенный Эльдар Керн. Да, ему удалось выбраться из кишащего гулями и душеблудами холла за секунду до того, как оборвалась болтавшаяся под потолком железная платформа. И сейчас он жаждал только одного – поквитаться с иезуитом за все. Брат Юлиан, не дожидаясь, пока Керн воспользуется магией еще раз, с ревом кинулся на него. Фарт еще успел рассмотреть, как эти двое сплелись в смертельный клубок, и его накрыла темнота беспамятства…