— А за обедом-то он сидит всего каких-нибудь пятнадцать минут: его другие выживают.
— Сколько человек надо поставить, чтобы устранить очередь за хлебом?
— Семь, — быстро ответил заведующий столовой и, подумав: — А десять тем паче.
— Десять на пять тысяч рабочих? В очереди за хлебом рабочие теряют пять тысяч часов, в очереди за ложкой пять тысяч часов. Ведь это десять тысяч рабочих часов. Черт знает что! Вы ежедневно у завода воруете десять тысяч рабочих часов. Вы понимаете?
— Понимаю в точности, тем паче.
— Вот вам и тем паче. Пригласите-ка сюда одну из умных официанток.
— У нас есть такая. Профстаж шестнадцать лет.
— Мне нужен не профстаж, а умную. И еще — вызовите рабочего, который больше всех вас ругает.
— Есть такой. Есть-есть, — с радостью объявил заведующий столовой: — Петров Степан Яковлевич. Кадык у него — знаете, нет ли — вот такой, с кулак. На днях меня чуть не побил. А еще начальник цеха, вроде интеллигенции.
— Вот и хорошо, — сказал Николай Кораблев, и заведующий столовой так и не понял, что хорошо: то ли, что Степан Яковлевич не побил его, то ли, что есть такой рабочий.
Надя с полчаса командовала в кабинете. Она смахнула паутину и пыль, все вымыла. Сделав все это, она, глядя на растерянного кота, которому чистота в кабинете, видимо, показалась просто дикой, проговорила:
— А с этим что делать, Николай Степанович?
— Уволить, Надюша. Немедленно и без выходного пособия. А теперь садитесь (он тут решил ее называть на «вы»), садитесь там, в приемной, и помогайте мне. Ну, ну… Задрожало сердечко. Вы же комсомолка? Ну, вот и разыщите-ка мне вашего секретаря.
— Ванечку? — вся вспыхнув, спросила Надя, чувствуя, что ей вызвать Ванечку будет легко.
— Да. Да.
Ванечка, молодой, статный, «налитой парень», как отаких говорят, всегда держал себя серьезно: морщил лоб и даже отращивал усы. Ему страшно не нравилось, что его зовут Ванечкой, и поэтому он подписывался так: «Иван Гаранин». Николай Кораблев, разбираясь в столе, видел уже несколько бумаг за подписью Ивана Гаранина… и теперь, когда вошел Ванечка, он посмотрел на него, на его не совсем натуральное поведение, подумал:
«И я такой же был. Ну, вот точь-в-точь: бороду все отращивал, чтобы казаться старше», — и проговорил:
— Мне не нравится, что вас все зовут Ванечкой. Какой вы Ванечка? Вы руководитель комсомола, а комсомольцев у нас на заводе, кажется, девятьсот человек?
Ванечка вспыхнул.
— Девятьсот четырнадцать. Шестьсот девяносто две девушки, остальные юноши.
— Иван… Иван…
— Никифорович, — ответил Ванечка.
— Иван Никифорович. Вы садитесь, пожалуйста. Знаете ли вы о том, что в институте имени Павлова делали такой опыт: несколько дней не давали собаке спать. Кормили ее искусственно, но спать не давали. И она на седьмой или восьмой день сдохла. Вы, вижу, хотите меня спросить — к чему это директор такое говорит? А вот к чему: у нас очень плохо спят рабочие…