Мы гуляем как ни в чем не бывало. Делаем то же, что и все вокруг. Ничем не отличаемся от прочих мужчин и женщин, которые решили провести отпуск на Крите. На Крите, который уже начал входить в мое сердце с необратимостью подлинной amour fatal.
Мой красивый спутник привлекает внимание, но теперь я спокойна, потому что знаю: к нему неприменимы все эти расхожие штампы. Он не муж, не сын, не брат. Он принадлежит всем без исключения мужчинам и женщинам. Так же как они принадлежат ему. Морская волна — чья она? Мэри, Чарлин, Стивен, Этайн, Ронан, Элена — немногие из счастливчиков, с любовью омытые этой волной.
Мы стоим на набережной, на окраине полукруглого мыса. Внизу, под высокой крепостной стеной, плещется море, а через дорогу, на самой вершине холма, расположена громадная цитадель, выстроенная венецианцами — Фортецца. Сейчас она красиво подсвечена прожекторами, ее мощные угловые бастионы и стены с амбразурами мерцают, точно гигантские сердолики, на фоне черного бархата неба.
Не знаю зачем, я спросила:
— Тебе удалось увидеть страх в его глазах? Нейл улыбнулся:
— Вдали от этих отморозков, в компании которых ему так хотелось продемонстрировать свою крутизну, он стал совсем другим. Не веришь?
Я пожала плечами.
— А когда мы оказались наедине со скалами и небесами, — продолжал Нейл, — отрезанные от всего цивилизованного мира, он стал еще более другим.
Справа, откуда мы только что пришли, видны огни Венецианской гавани. В тавернах играет музыка, за столиками у самой воды сидят со своими коктейлями и сигаретами расслабленные туристы. Море внизу с тяжелыми вздохами накатывает на камни, громоздящиеся под крепостной стеной.
— Мне давно хотелось это сделать, — признался Нейл, закуривая.
— Сделать что?
— Забраться в эти пещеры. Но в одиночку страшновато было. — Он рассмеялся легко и радостно. — Знаешь, о чем я сейчас подумал?
— О чем?
— Моя жизнь прекрасна.
— Да. — Говоря это, я ничуть не лукавила. — Твоя жизнь прекрасна, Нейл.
И опять, как тогда на мосту, он запрыгнул на парапет. Выпрямился во весь рост, раскинув руки. Звук его голоса вызывает у меня холодную дрожь.
Я сделался мистом идейского Зевса, Загрея, мечущего громы в грозах ночи, Среди куретов я зовусь священным Вакхом, Вкусившим сырого мяса и вздымавшим Факелы матери горной.
— Нейл, пожалуйста...
— Что? Спуститься?
— Да.
Он спускается и обнимает меня. Я вдыхаю его запах — запах морской воды. Мне хочется прошептать: «Не покидай меня, держи меня так всегда». Но я молчу. Все эти терзания и страсти в духе Эмили Бронте здесь совершенно неуместны. Все решено.