Все в Карнавал-компани чувствовали себя очень расстроенными, потому что Дороти ведь прожила с ними больше десяти лет. И они устроили ей прощальную вечеринку в Главной палатке, с домашним тортом, который испекла Перл Ле Вино, и лимонадом, и прощальным подарком — Библией огромных размеров, которая должна была показать матери помощника шерифа, какие благочестивые люди у них тут, в Карнавал-компани.
Ну и все они рыдали, и плакали, и целовали Дороти, и становились ужасно сентиментальными, когда говорили о «матери». И дали Дороти хороший совет: «Всегда в жизни поступай так, как скажет мать». Но Дороти к тому времени уже успела заметить, что помощник шерифа всегда говорит так много, что его мать просто не имеет возможности вставить слово. Но все вокруг чувствовали такое глубокое удовлетворение, что Дороти не хотелось портить им праздник своими сомнениями. Так что она попридержала свой язык, и прежде, чем Дороти что-либо осознала, пора было отправляться на вокзал, чтобы успеть на поезд. И тут только до нее дошло, что и Кьюли ей придется сказать «прощай». И тут Кьюли попросил ее потихоньку выбраться из палатки, чтобы поговорить с ним в последний раз.
Ну а потом он довольно бесцеремонно заставил Дороти пройти с ним к змеиной яме, и, когда они остались одни, он подарил ей прощальный подарок — корзинку из армадилло. Корзинки эти делают из панцирей маленьких броненосцев, зверюшек, которые водятся здесь, в Техасе, в этих жарких, как печная труба, местах. И эти корзинки покрыты изнутри китайским шелком, а ручкой служит резинка, протянутая от хвоста к носу.
О такой корзинке Дороти мечтала уже несколько лет. Хотя я, например, считаю, что это очень, очень жестоко — убивать всех этих маленьких зверюшек, только чтобы сделать из них корзинки, потому что я считаю, что люди не должны убивать маленьких зверюшек. Ну, может быть, кроме тех, из которых можно потом сделать что-нибудь полезное. Манто из горностая, например.
Дороти поблагодарила Кьюли за эту корзинку и сказала, что хотела бы оставить ему свою вафельную никелированную машину, чтобы он мог продать ее и купить себе прощальный подарок — позолоченную витрину для продажи немецких точильных камней, например, которая напоминала бы ему о Дороти. Но Кьюли спросил, знает ли она, как называются мужчины, принимающие подарки от девушек? и сказал, что он уже решил продавать свои точильные камни на тротуаре и, несмотря ни на что, выбиться в люди.
Тут они услышали громкие крики «Дороти!», потому что поезд вот-вот должен был отойти, и всем им пришлось поспешить на вокзал. А на вокзале была такая неразбериха с посадкой в вагоны, и с прощальными «до свидания!», и с чемоданами Дороти, и с ее корзинкой из армадилло, что Дороти только запомнила, как Кьюли, стоя на ступеньках вагона, сказал: «До свидания, приятель! Если я никогда больше тебя не увижу, всегда помни, что я считаю, что ты — моя мучительница!» — и тут ему пришлось спрыгнуть, потому что поезд уже тронулся.