Вслед заМашенькою вплылаЖюли, ловя восхищенные взгляды. По обеим сторонам столасидели Равиль и КузьмаЕгорович: последний в ослепительно белом смокинге, первый -- одетый оперным татарином: шаровары, поясной платок, широкий музейный ятаган. Еще один прибор был покане задействован.
-- По случаю маскарада, -- торжественно произнеслаЖюли, -- говорим только по-французски! -- и уселась застол.
-- Чего-чего? -- спросил Седовласый у молодого своего ассистента.
-- Собираются говорить только по-французски, -- перевел ассистент.
-- Это кто? -- зашелся мрачным смехом Седовласый. -- Кузьма?!.
-- А почему нету папы? -- спросилапо-французски Машенька.
-- Как это нету? -- раздалось от дверей, и появившийся в комнате Никитасделал что-то вроде циркового антрэ.
-- Только по-французски! -- шутливо поправилаЖюли, оборачиваясь, и остолбенела: рядом с Никитою стоялаВероника.
-- Ну! -- взглянулаВерониканаНикиту.
-- Знакомься, папа, -- решился тот. -- Моя невеста.
-- Добрый вечер, господин Кропачев, -- пропелаВероника, делая несколько пародийный книксен. -- Привет, мама.
Жюли стоялакак каменная. КузьмаЕгорович стрельнул глазами нанее, потом набудущую невестку и поправил бабочку, с непривычки давящую нагорло.
-- Вы, кажется, не вполне точно информированы относительно нашихю отношенийю Это -- гувернанткамоей внучки. Так что называть ее мамойю -объяснил, смущенно краснея.
-- Но вас-то, господин Кропачев, я могу называть папою? -- дерзко улыбнулась Вероника.
-- А я даже очень рада! -- сказалаМашенькачересчур громко и твердо, с эдаким вызовом, и потащилаВеронику застол. -- Тебя как звать?
-- Вероника, -- ответилаВероника.
Возникланеловкая пауза, разбавленная восьмикратным боем часов.
-- Мент родился, -- прокомментировал Никитатишину, но онавдруг снованарушилась: насей раз посторонним шумом с улицы.
КузьмаЕгорович привстал, приник к окну.
-- Народ обретает права, -- пояснил Никитаназидательно.
Зазуммерилавнутренняя связь. Равиль вскочил, послушал:
-- Фургон с продуктами не пропускают. Пикетчики сраные!
-- Только по-французски! -- произнеславстревоженная Жюли, как бы заклиная праздничную атмосферу вернуться.
-- Постой! -- остановил КузьмаЕгорович Равиля. -- Сам выйду. -- И посетовал: -- Вот народ! Только заграницей и уважают!
-- А зачем нам еще продукты? -- спросиланаломаном русском Жюли вдогонку мужчинам.
-- Про запас, -- пояснил Никита. -- Наслучай осады.
Заворотами, возле вахты, в сумятице метели, волновался не пикет, ацелый небольшой митинг. Лозунги типа: КРОПАЧЕВ, УЙДИ ПО-ХОРОШЕМУ!, ДАЕШЬ СОЦИАЛЬНУЮ СПРАВЕДЛИВОСТЬ!, КПСС -- РЯД ГЛУХИХ СОГЛАСНЫХ! и аналогичные, которых много можно набрать из архивов рубежадевяностых, колыхались над толпою, облепившей большой грузовик-фургон с красными надписями АВАРИЙНАЯ набортах. Народ волновался, барабанил кулаками и древками плакатов по стенам фургона.