Она вздохнула — что ж, как говорит Родион Степанович в таких случаях, щеголь моды не теряет, хоть замерз, но щеголяет.
Резкий телефонный звонок напомнил о том, что она еще на работе.
— Варвара Николаевна, — узнала она голос дамы из городской администрации, — вы поддержите, если мы выдвинем Серафима Федоровича Скурихина на орден Славы России?
Варя быстро представила себе могучую грудь Скурихина. Зрелище впечатляющее, он и сам знает об этом. Многие городские дамы не прочь положить голову на эту грудь, с усмешкой подумала Варя. Более того, он сам намекал ей на это не раз. Но с некоторых пор Варя взяла себе за правило — не понимать никаких намеков и отказываться от вполне ясных предложений мужчин.
— Конечно, — сказала Варя в телефон. — Здорово. — Кстати, подумала она, если его наградят, то и другие захотят такую же конфетку. А значит, ей станет легче работать на благотворительный фонд.
— Я пришлю вам бумагу, вы подпишете рекомендацию…
Этот хозяин пивоваренного завода действительно сделал много для музея, а точнее — для создания отдела родной природы. Он оказался поклонником птиц. Варя сама видела, как загорелись его глаза и задрожали руки, когда он понял, сколько магнитофонных лент с голосами птиц в ее фонде.
«Это надо издать, растиражировать». Он шумно дышал. Варе показалось, что этот здоровяк похож по своей резвости на фокстерьера, который долго жил у них, но, к всеобщей печали, уже покинул этот мир. Жаль, огорчалась Варя всякий раз, стоило ей подумать о собаках, что у них такой короткий век. Только полюбишь, только привяжешься — а срок исчерпан.
«Но… разве так бывает только с любовью к собакам?» — насмешливо спросила она себя. Так происходит со всякой любовью. Поэтому после смерти Фокса Варя больше не хотела заводить собак. Как не хотела и новой любви после того, как скончалась ее первая… Надежнее всего, решила она, любить жизнь, по крайней мере ты не узнаешь, что она кончилась. Она ведь кончится вместе с тобой.
Варя всегда любила ясность и добивалась ее. Это у нее от деда. Сколько раз она сидела с ним в кустах, притаившись, почти не дыша, чтобы точно узнать, кто поет. Они с ним замирали, упершись коленями в мокрый мох. Они терпели, не произнося ни звука, когда оводы впивались в шею и наслаждались вседозволенностью, как делают все жаждущие чужой крови. Все не важно, все переносимо для собирателей птичьих песен.
У претендента на награду, пивовара Скурихина, живут самые настоящие породистые русские канарейки, точно такие, какие три века назад жили даже в царских покоях.