Наталья приоткрыла рот, впустила воздух, которого ей показалось мало в крошечном кабинете, полном терпких ароматов. Мысли крутились в голове и, похоже, пожирали кислород слишком жадно. Скорее, все нужно сделать скорее. Спешить. Пока Серафим Скурихин свободен. Он должен быть свободен от всех, кроме нее.
К Наталье наконец подошла косметичка.
— Ну как? Стряхиваем? — спросила она, хорошо зная, что клиентка не может пошевелить губами. Казалось, она испытывает удовольствие от беспомощности лежащих перед ней поклонниц красоты.
Наталья не пыталась отвечать, она отдалась во власть рук, которые хорошо делали свою работу.
Посвежевшая, она выйдет отсюда и поедет в художественный музей. Серафим пригласил ее на концерт своего сына. Парень ловко играл на губной гармошке. Правда это или заблуждение отцовской гордости, но он как будто умеет подражать голосам певчих птиц.
А потом, она почувствовала, как жарко стало под руками косметички, Серафим повезет ее к себе. Его загородный дом в девяти километрах от города. Почти столько же, сколько до ее разъезда, правда, на юг, не на север. Это настоящее имение, место не только для жизни, но и для развлечений. Он хочет устроить большой праздник и ждет нее сценария битвы.
Наталья знала, что это будут сцены Бородинского сражения.
Она почувствовала, как мурашки поползли по спине.
То будет особая битва, с ее личной победой.
— А это что за штучка? — Серафим наклонился, разглядывая белое тугое бедро. На его нежном снежном фоне темнело что-то.
Наталья засмеялась.
— А ты рассмотри как следует, — сказала она, демонстрируя ему бедро.
— Круто, — похвалил он. — Сердце, сам вижу. — Он провел по нему пальцем. — Какая ты лихая. Не боишься боли? — Его темные глаза с любопытством смотрели в ее синие. — Татуировка… — Он поморщился.
— Я ничего не боюсь, — сказала она, не собираясь объяснять, как на самом деле сделано это сердечко на бедре. Никакой боли. Картинка — вот и все. — А ты боишься…
— Гм. Чего же я боюсь?
— Поцеловать его…
— Ненасытная какая.
Он быстро наклонился и поцеловал татуированное сердце. Она обняла его за шею, притянула к себе…
Наконец в большой спальне стало тихо. Оба ровно дышали, оба остались довольны друг другом…
Серафим Скурихин набрел на гусаров сам. Это произошло неожиданно, так, как натыкается нога в ботинке сорок седьмого размера на россыпь муравьев. Внимательный человек их не растопчет — пускай живут. Серафим Федорович на людей в гусарской форме наткнулся в недлинном коридоре местной телестудии и уже хотел пройти сквозь них, не глядя. Но плюмажи на киверах, которые колебались в воздушном потоке, исходящем от кондиционера, заворожили его. Он остановился.