— Давай познакомимся, что ли… Меня зовут Женя Терлецкий. Я — известный художник в широкой среде ограниченных людей, — пошутил он и сам кудахтнул от смеха. — А ты кто, пыхтящий паровоз с большими сиськами?
Я думала, промолчать или сказать гадость, но — пятьдесят долларов!! Йогурт… Комбинезончик… «Терпеть!» — приказала я себе. Я проглотила язвительные слова и просто ответила:
— Меня зовут Лиза.
— Лиза, Лиза… Мона Лиза!! Мадонна!! Бли-и-и-н! — закричал он и вдруг сорвался со своего места. Подошел ко мне вплотную, повернул мое лицо к свету. От него сильно пахло перегаром и луком, он быстро и судорожно зашептал прямо мне в ухо: — Я тебя сейчас буду писать, хорошо? Представляешь, как тебе повезло? Пришла убираться, а тут из тебя шедевр сделают, который будет жить в веках! Я давно ничего не писал настоящего, а сейчас хочу. Хочу, хочу, ты понимаешь, мать твою за ногу?! Я вижу эту картину, в клубах пара, со сбившимися волосами, ангел, случайно залетевший в смрадную дыру одинокого творца! Сексуальный ангел с большими сиськами! Я напишу твой портрет, Лиза, немедленно! Сама потом меня благодарить будешь, в ножки упадешь…
— Нет! Мне некогда! Я не хочу никаких портретов, в другой раз… Мне домой надо как можно скорее, меня мой маленький сыночек ждет, я его грудью кормлю. Сейчас я в комнате протру, вы мне деньги отдадите — и я пойду, хорошо? А рисовать — как-нибудь в другой раз.
Он обиженно надулся и отвернулся, снова воткнул сигарету в рот. Потом чуть-чуть поерзал, взгромоздил на плиту закопченный чайник и миролюбиво сказал:
— Ладно, Лизка, чай со мной попьешь, бутылки в подвал отнесешь — и пойдешь себе. Держать не буду.
Я закончила возиться с полами, тщательно вымыла руки и присела к столу. Чай — это хорошо. Как раз Богданчика кормить скоро, молоко уже подступало, грудь набухла и стала тяжелой. Главное — не промокнуть насквозь, а то можно вмиг простудиться. Надо побыстрее бежать.
Мы чинно попили чаю с художником, немного поговорили про Босха, Женя, оказывается, очень его любил. Он почти протрезвел, и мне показалось, что художник довольно симпатичный, только небритый и неухоженный.
— Лиз, давай спустим бутылки в подвал. У кого-то в подвале капитал — ларцы с золотом и бургундское, а у Терлецкого — мешки с пустыми бутылками. Кому-то булка с маслом, а кому — чирий на заднице. Эх, жизня!
Мы собрали бутылки, Женя открыл дверцу подвала. По узкой металлической лестнице спустились вниз.
Резко пахнуло гнилью и сыростью. Внизу таинственно простирался огромный подвал, заваленный бутылками, газетами, рамами, подрамниками, старыми кистями, тряпками, какими-то огромными бутылями с жидкостью. По периметру виднелись большие облезлые трубы, в углу просматривалось что-то типа душа, стояла раскладушка, покрытая клетчатым пледом.