Три дня, и излета века тощающий календарь. И пусть говорят: аптека, мол, улица и фонарь,
а я затыкаю уши, была, ору, не была! Четыре клочочка суши в сплошном океане зла,
четыре плюс три. Да Тверди стальные глаза без век. Четыре плюс три, у смерти украденные навек.
21.
...Трехлитровая банка сока на окне стояла, и нас, если горло вдруг пересохло, утоляла. Десятки раз.
И не прежде, чем дворник с шарком за ночной принимался снег, удавалось дыханьем жарким сну дотронуться наших век.
22.
Сказку китайскую вспомнил я в нашей с тобой постели: женщиною притворилась змея. Мыслимо ль, в самом деле?
А почему бы, скажи, и нет? женщиною притворилась: щедр на диковинки белый свет! Дальше - она влюбилась.
Так как была хороша собой, тут же и замуж вышла. Очень следила она за собой: как бы чего не вышло!
Время летело. Расслабясь чуть, выпив вина к тому же, женщина вдруг проявила суть, проявила при муже.
Ах, и всего-то на вздох, на миг змейкой она предстала. Мужа, однако, не стало в живых, мужу мига достало:
Знать, впечатлителен слишком был, видел светло и ясно, видимо, сильно ее любил. (Сильно любить - опасно).
Вот так история! скажешь ты. Ну а при чем тут я-то? Сколько, мой друг, в тебе недоброты, злобности сколько, яда!
Что ты, родная, отвечу я и задохнусь от ласки. Женщиною притворилась змея это же было в сказке,
это ж в Китае, давным-давно, это ж не в самом деле... и погляжу с тоской за окно с нашей с тобой постели,
и погляжу за окно. А там солнце, и снег искрится, да по разбавленным небесам черная чертит птица.
23.
Поговорили с мамою: только что ты ушла... Девочка моя самая, что ж не подождала?
Вживе вчера лишь слышанный, был бы безмерно нов телефоном пониженный голос без обертонов,
телефоном обкраденный, но - бесконечно твой, из Минусинской впадины, ласковый, ножевой.
Библиотеку балуешь допуском к голоску, мне ж оставляешь маму лишь, да по тебе тоску.
24.
Оленька, где ты там? Стукнулись в стену лбы. Гулко гремит там-там глупой моей судьбы.
Дышится тяжело. Стали жрецы в кружок. Смотрит за мною зло чернопузый божок.
Пляшет язык костра. радуется огонь... Оленька, будь добра, на голову ладонь
нежно мне положи: ты ведь чиста, ясна. голову освежи переменою сна.
Оленька, мне конец! Глухо гудит костер. Самый верховный жрец руки ко мне простер.
Дым: не видать ни зги. Гулко гремит там-там. Оленька, помоги! Милая, где ты там?!.
25.
Разве взгляда, касанья мало? Поцелуй разве трын-трава? Я так жарко его ласкала, так зачем же ему слова?
Я так нежно в глаза глядела, что плыла его голова... Разве слово дороже дела? Так зачем же ему слова?