Вечером Эндри обо всем рассказала бабушке.
— Бриттье при этом мурлыкал, — сказала она. — Дрюкье Лер слышала, как он мурлыкал.
Графиня улыбнулась.
О, она знала, что из Яна выйдет прекрасный соколиный охотник! Она это почувствовала, так же, как и Бриттье. И она легко погладила Эндри по волосам и по щеке.
— Бриттье полюбил его, — сказала она тихо, — любишь ли ты также?
— Да, — ответила Эндри и покраснела, но вовсе не из-за этого «да». Оно было естественно. Что другое могла она сказать? Она покраснела потому, что бабушка к ней наклонилась и она внезапно почувствовала: сейчас бабушка поцелует.
Но графиня Роберта не поцеловала свою внучку. Раньше этого никогда не делала, не сделает и теперь.
Легкими пальцами она погладила ее по волосам, по лбу и по щекам.
Как бабушка распорядилась, так Эндри и повела своего кузена на соколиную охоту. Вначале взяла только пару перепелятников, одного дербника, а из благородных птиц только двух соколов — и то терцелей. Били сорок.
На другой день они взяли Гендрика и пошли с перепелятником и маленькой ястребицей Геллой. Увидели куропатку. Эндри спустила перепелятника Стеффи. Та сбила куропатку и вернулась к девушке на руку. Гелла взяла быстро удиравшего зайца. Она ухватила его сзади обеими лапками. Так силен был прыжок зайца и так быстр взлет в том же направлении ястреба, что Гелла подняла зайца и пронесла его в воздухе над землей на расстоянии целых десяти шагов.
Глаза Яна заблестели:
— Нравится тебе? — спросила Эндри.
Он молча кивнул головой.
Гелла вернулась на перчатку Эндри. Гендрик схватил зайца. Тот не был ранен. Ястреб только поцарапал кожу. Он убивает, лишь когда бьет в сердце. Гендрик потрепал зайца по животу:
— Молодая зайчиха! С полдюжины зайчат в брюхе. Не ожидали они, что в столь раннем возрасте сделают воздушную прогулку!
Он посадил зайчиху на землю, но та от страха не двигалась с места.
— Не бойся, заинька! Опасности нет, беги, беги!
Зайчиха осторожно сделала один шаг, другой и стала улепетывать во все лопатки.
После этой охоты Ян целый день возился с ястребами. Кормил их, прикармливал, массировал, выносил против ветра. Когда они вечером вернулись в замок, графиня очень радовалась:
— У него Войландская кровь.
Но эта кровь не мешала Яну Олислягерсу быть чем-то, очень озабоченным. Он получал временами письма и тогда становился ни на что не годным. Бабушка мудро не спрашивала его ни о чем. Он может ехать куда хочет, но, быть может, он желает увидать травлю цапель?
Ян остался… Сокола удерживали его. Быть может, и Эндри. Он все еще, впрочем, видел в ней ребенка. Ни разу не обратил внимания, что она уже давно расцвела… Росту такого же, как и он сам. Но от нее исходило что-то, что успокаивало его, отвлекало от мучивших его мыслей. А чувства его спали, он мечтал об иной, которая находилась вдали.