— Конечно, — сказал я ему. — И ещё ты создал мою вселенную. Ты не просто гадкий утенок. Ты бог.
— Черный лебедь — ты так меня назвал, — он самодовольно улыбнулся и посмотрелся в зеркало. — Вам, журналистам, для всего нужен заголовок.
— Ты всегда носишь черное, — сказал я. — Это потому что на черном незаметна грязь?
Массимо застегнул свой черный шерстяной пиджак.
— Он становится хуже, — сказал он, — когда я нажимаю клавишу F2, прежде чем устанавливается поле… Я создаю множество потенциальных историй. Каждая со своей душой, этикой, мыслями, историей, судьбой, ну всем. Все эти миры становятся живыми на несколько наносекунд, пока чип выполняет программу, и потом они все исчезают. Как будто ничего и не было.
— Ты так перемещаешься? Из мира в мир?
— Да, именно так, дружище. Этот гадкий утенок способен летать.
Один из официантов подошел убрать столик.
— Немного рисового пудинга? — предложил он.
Массимо был вежлив.
— Нет, спасибо, сэр.
— На этой неделе у нас замечательный шоколад! Только из Южной Америки.
— Да, там делают замечательный шоколад. — Массимо сунул руку в карман. — И мне его действительно хочется. Сколько ты дашь мне за это?
— Это женское обручальное кольцо. — Официант осторожно взял его.
— Да, так и есть.
— Это не настоящий алмаз. Этот камень больше, чем это возможно для настоящего алмаза.
— Ты дурак, — сказал Массимо, — но это твои проблемы. Я очень хочу шоколада. Почему бы тебе все-таки не принести плитку?
Официант пожал плечами и отошел.
— Итак, — подвел итог Массимо. — Я не считаю себя богом, я, если говорить в этих терминах, целый пантеон. Как ты знаешь, поле перехода всегда наводится на площадь. Поэтому я здесь. Я выхожу из этого кафе, пошатываясь и в облаке пыли. У меня ничего нет, кроме того, что лежит у меня в голове и в карманах. И так всегда.
Дверь в «Елену» с громким звоном индийских колокольчиков распахнулась. Внутрь вошла группа из пяти мужчин. Я мог принять их за копов, из-за их пиджаков, поясов, дубинок и пистолетов, но туринская полиция не пила на работе. Ещё они не носили красные нарукавники с перекрещенными молниями.
В кафе вошли новые гости и сразу наступила тишина. Они начали обыскивать персонал, от них пахло опасностью.
Массимо поднял воротник и невозмутимо уставился на свои скрещенные руки. Массимо обдумывал сложившуюся ситуацию. Он сидел в углу, черный, молчаливый, загадочный. Должно быть, он молился.
Я не стал пялиться на захватчиков. Мне было неприятно на это смотреть, но даже для стороннего наблюдателя в происходящем было несложно разобраться.
Дверь туалетной комнаты открылась. Оттуда вышел невысокий мужчина в шинели. У него была потухшая сигара, зажатая в зубах, и шляпа, как у Алена Делона.