— А-а! Вирус!
— Ну что?.. Где ты был?
Но Вася не отвечал ни на какие вопросы. Он молча полез к себе под рубашку, вытащил оттуда спущенный, распластанный футбольный мяч и так же молча протянул его Борису. Этот эффектный жест вызвал возгласы изумления, чуть не восторга, и тут же, точно в отместку за только что пережитые минуты горделивого спокойствия, Вася заговорил быстро и взволнованно:
— Как мы пошли строем из класса, я все за Полиной Антоновной следил. Думаю: «Отвернется или не отвернется? Не может быть, чтобы не отвернулась!» Смотрю, смотрю — есть! Заговорилась с кем-то! Я — фьють! — и в какой-то класс. Притаился, к стене прилип. Жду. Слышу — ушли, тихо! Ну, вернулся к себе, схватил мяч, а потом думаю: «А как же нести? Попадешься!» Потом — р-раз! Воздух выпустил — и под рубашку. Вот и все! А так разве донес бы?
— Классика! — восхищенно воскликнул Сухоручко и посмотрел вокруг, точно это он совершил такой героический подвит.
Вася Трошкин — маленького роста, худощавый, жилистый, необычайно подвижно́й. И лицо у него тоже худое, подвижное, остро реагирующее на все, что он слышит и видит кругом. От этого у него то у губ, то на лбу, меж бровей, то и дело появляются и так же быстро исчезают глубокие складки, точно следы каких-то невидимых вспышек в его неспокойной душе. И весь он — встрепанный, взбудораженный, точно куда-то спешит, чем-то недоволен, встревожен, обижен или только что выпутался из какой-то неприятной истории. Движения его резки, угловаты, ходит он стремительно, широким, слегка подпрыгивающим шагом, размахивая на ходу руками, задевая встречных. В разговоре, в споре он делает много ненужных жестов и лишних движений.
Так и сейчас, рассказывая историю своего «подвига», он и лицом и всей фигурой представлял, как он следил за Полиной Антоновной, что он думал, переживал, как сказал себе «есть!» и как притаился, «прилип» к стене, как потом сказал себе «р-раз!» и спрятал мяч под рубашку.
Ребята слушали его в напряженной тишине, каждый по-своему переживая все перипетии этой истории. Но у Бориса рассказ Васи встретил совсем неожиданный прием.
— А кто тебя просил? — Борис недружелюбно посмотрел на Трошкина. — Чего ты лез в это дело?
— А что?
— «А что?..» — передразнил Борис с необычным для него озлоблением. — Сам ничего не понимает, а лезет. Теперь и за это отвечать придется.
— Почему отвечать? Она ж сама сказала: берите…
— «Сказала…» — опять передразнил Борис, и неясно было: верит он тому, что оказала Полина Антоновна, или тоже, подобно Сухоручко, думает, что она только «подъезжает» и «ловит дураков».