Любил Борис и почитать, но только если попадалась очень интересная книга, как, например, «Это было под Ровно». Тогда он забывал уроки, забывал все на свете и с замиранием сердца следил за отважными поступками удивительного по своей храбрости героя. Ну, разве пойдет тогда в голову какой-нибудь Карл Пятый или Фридрих Барбаросса? Открытый учебник лежит в стороне, а Борис глотает и глотает главу за главой. Глянет на часы — ой-ой!
«Ну, прочитаю еще главу, а потом возьмусь за историю!»
Но глава прочитана, а за ней идет другая, еще интересней, и опять Фридриху Барбароссе приходится дожидаться, пока герой не выпутается из очередного приключения.
Да мало ли вообще интересного в жизни? А в учении…
Ну, что мог сказать Борис об учении?.. Школа ли действительно была виновата, или он был такой, а только не видел он в нем пока большого смысла.
Учился он потому, что так нужно было, потому что это когда-то, кем-то и почему-то было установлено, а ему это не стоило большого труда. Но школа не вызывала в нем больших эмоций.
Зато как интересно было, обманув всех, выскользнуть с ребятами во время уроков задним ходом из школы и лишний раз сразиться в футбол. Ничего, что учитель нервничает, кричит, ругает за это или, наоборот, начинает уговаривать, взывать к совести, к сознанию. Он взывает, стыдит, а почему-то не стыдно. И говорит он, учитель, точно на другом языке — его не понимают, не воспринимают, как будто между ним и классом стоит барьер, прозрачный, но непроницаемый. Интересно было подразнить очкастого Академика, Валю Баталина, интересно подшутить над Пэрсиком — учительницей литературы.
Поэтому у Бориса никогда не было раньше погони за отметками: ни умения «сманеврировать», попасть в точку и любыми средствами «набрать очки», ни желания выпросить, вымолить отметку, как это делали некоторые. Не было у него и той самолюбивой, болезненной реакции на плохую отметку, чем Вася Трошкин смешил весь класс: получив двойку, он подчеркнуто твердым шагом пройдет на свое место, бросит табель, ругнется себе под нос, потом соберет книги, тетради, сунет их в парту и, отвернувшись, станет смотреть в окно. Бориса неудачи обычно не расстраивали.
И вот теперь все менялось. Теперь Бориса начинало интересовать: почему же все-таки он получил по химии три, а не четыре? Он даже не прочь был, по общей ребячьей привычке, обвинить «химика» в том, что он «придирается».
Расстроила Бориса и тройка, которую он получил по истории.
В прежней школе ее преподавал очень знающий и культурный старичок, но безнадежный добряк и либерал. На дисциплину в классе он давно махнул рукой и читал свой предмет независимо от того, слушают его ребята или занимаются какими-нибудь другими делами. Поэтому одна половина класса его не слушала, другая — не слышала, и все учили историю кое-как, «отсюда и досюда».