Такая подозрительность по отношению к фрагментам Бахира в Зогаре, естественно, следствие общего негативного отношения к самому Зогару; гипотеза об авторстве Моше де Леона была в своих притязаниях столь беспредельна, что вовлекала в себя все, включенное в корпус. Это очень напоминает позицию критиков, приписывающих авторство пьес Шекспира Френсису Бэкону: выдвигаемые ими доводы вполне применимы и к Марлоу, и к Массинджеру, и ко всей литературе Елизаветинской эпохи; в сущности, при таком подходе вся эта литература прямо или косвенно приписывается Бэкону. Как мы уже помним, по преданию полный Зогар с трудом можно было бы погрузить на верблюда, так что, если бы весь корпус сохранился до наших дней, еврей из Леона, без сомнений, считался бы его единоличным творцом. Авторству Раймонда Луллия приписывают пятьсот трактатов: список можно увидеть в первом томе незавершенного собрания сочинений, куда было задумано собрать все эти опусы; издатель этого инфолио пометил не только год, но и месяц создания каждого произведения. Что, как говорят сторонники Моше де Леона, было под силу Раймонду, могло быть под силу и рабби Моше. Однако все дело в том, что doctor illuminatus написал незначительный процент всего этого непреодолимого монблана, а разумный критик видит в нашем неиссякаемом рабби возможного компилятора и редактора, порой позволявшего себе писать «из собственной головы», и не более того, причем не потому, что считает Зогар произведением Шимона бар Йохая или даже рабби Акивы, а по той простой причине, что видит в нем человека.
Немецкий историк еврейства Грец, своеобразная точка зрения которого на каббалистическую литературу была в свое время очень популярна, предлагает критерии научного критического подхода к тексту, которые стоило бы начертать заглавными буквами в головах тех, кто ставит под сомнение подлинность Зогара; он говорит, что тому, кто отвергает, не обязательно относиться к своим аргументам с той же щепетильностью, как тому, кто отстаивает обратное. Если не пытаться определить четкие критерии научной критики, придется согласиться и с тем, что над исследователем, строящим свой анализ на таком принципе, не довлеет никакой закон, обязывающий его со всей серьезностью относиться к своему делу. То, что Грец заявлял в открытую, другие делают без деклараций и неосознанно. Если вернуться к нашей теме, то я не могу припомнить ни одного случая, когда высказывание, ставящее под сомнение подлинность Зогара, сопровождалось бы каким-либо более веским доводом, чем то, что о нем впервые услышали в XIII в.: это неотъемлемая часть программы по отбрасыванию всего, что могло бы послужить доказательством простого факта, что Зогар был создан не в эпоху Моше де Леона. А между тем решение лежит на поверхности: если фрагменты Бахира подлинные, значит, до этой эпохи существовало не просто чисто каббалистическое, но типично зогарическое учение; но поскольку это аргумент не в пользу теории подделки, фрагменты также объявляются частью мистификации. Правда, один критик, отстаивающий древность Зогара, отвергает Бахир. Он пишет: «Сефер га-Бахир, приписываемый Нехунии бен га-Кана, современнику Гиллеля Старшего и Ирода Великого, весьма часто цитируют. Различные фрагменты, явно поддельные, выдают за отрывки из этой книги»