Позднее, работая над повестью «Гранатовый браслет», Куприн черты Ивана Яковлевича воплотил в образе «дедушки» — генерала Аносова:
«Генерал Аносов, тучный, высокий, серебряный старик… В левой руке он держал слуховой рожок, а в правой — палку с резиновым наконечником. У него было большое грубое, красное лицо с мясистым носом и с тем добродушно-величавым, чуть-чуть презрительным выражением в прищуренных глазах, расположенных лучистыми, припухлыми полукругами, какое свойственно мужественным и простым людям, видевшим часто и близко перед своими глазами опасность и смерть… Говорил он, перемежая каждое слово вздохами, происходившими от давнишней одышки…»
Роль их в жизни (И. Я. Туган-Барановского и генерала Аносова, коменданта Киевский крепости), конечно, была различна.
Иван Яковлевич и после ухода из полка был страстным игроком. Он то проигрывал все до нитки, то выигрывал громадные деньги, часть которых его жена, Анна Станиславовна, успевала перевести на свое имя и таким образом спасала семью.
* * *
Первый обед был назначен у Любимовых.
Младшая дочь Туган-Барановских Людмила Ивановна[4] была вторым браком замужем за крупным чиновником Государственной канцелярии Дмитрием Николаевичем Любимовым[5].
К семи часам в гостиной Любимовых собрались все приглашенные к обеду. Ждали только родителей, и Мила волновалась, не случилось ли с отцом припадка астмы. Но скоро появился Иван Яковлевич «в сопровождении двух ожиревших, ленивых, хриплых мопсов, у которых всегда кончик языка был высунут наружу и прикушен» («Гранатовый браслет»).
— Мама не придет. Она очень сожалеет, но у нее сильная мигрень, — сказал старик, целуя руку Милы.
На обеде, кроме нас, присутствовали родные и знакомые хозяев дома. С многими из них Куприн встретился впервые, поэтому общий разговор за столом вначале не вязался. Заметив это, Любимов воспользовался сообщением своего шурина Николая Ивановича Туган-Барановского[6] о каком-то великосветском разводе. Развивая эту тему, он взял инициативу разговора в свои руки и до конца обеда не упускал ее.
— Трудно представить себе, — говорил он, — каких хлопот три года назад стоило мне добиться развода Милочки с ее первым мужем. Накануне судоговорения «лжесвидетели» — без них нельзя было обойтись — накинули каждый по нескольку тысяч рублей на свой гонорар, а их было четверо. Они заявили, что слишком многим рискуют и что не приняты во внимание их затраты, когда они выслеживали бывшего мужа Милочки, кутившего с дамами в ресторанах. За время этого наблюдения им пришлось на десять тысяч выпить одного только шампанского в различных ресторанах, и они предъявили мне такое количество счетов на вино, что его с успехом хватило бы напоить целый полк. Свидетели грозили, что, если их требования не будут удовлетворены, они заявят о добродетельной и безукоризненной жизни мужа и о том, что их хотели подкупить и склонить на лжесвидетельство…