– Ребенок, в чьих жилах потечет эта кровь, – заговорила женщина, – силой своей превзойдет демонов, что обитают в бездне между мирами. Он станет могущественней Асмодея[6] и шедим[7]. Если обучить его должным образом, он сумеет все на свете. И предупреждаю: она вытравит из него все человеческое.
– Благодарю, госпожа Едома[8]. – Валентин потянулся за чашей, и женщина взглянула на него. От ужаса Клэри чуть не взвизгнула: женщина была прекрасна, но в пустых глазницах у нее извивались черные щупальца.
Ночь и лес ушли. Джослин стояла напротив невидимого Клэри собеседника – уже не беременная. Волосы разметались по встревоженному, полному отчаяния лицу.
– Я не могу, Рагнор. Ни дня больше не останусь в его доме. Я прочла дневник, и знаешь, что он сотворил с Джонатаном? Все границы перешел! – Джослин трясло. – Он взял кровь демона и… и… Джонатан не ребенок. Не человек. Он чудовище!..
Джослин исчезла. Валентин метался по комнате, обнажив клинок серафима.
– Не молчи, – говорил он. – Отвечай. Почему не отвечаешь?
Он полоснул клинком по телу ангела, и из раны будто заструился жидкий солнечный свет.
– Ладно, молчи, – прошипел Валентин. – Мне и моим близким послужит твоя кровь.
Клэри перенеслась в библиотеку Вэйландов. Из соседней комнаты доносились смех и громкие голоса – шел праздник, а Джослин одна прокралась в библиотеку. У стеллажа огляделась и, вытащив из кармана толстый том, поставила его на нижнюю полку…
Библиотека и мама исчезли. Перед Клэри возник подвал, в котором она стояла в этот самый момент. В одном из углов – все та же пентаграмма, и в центре – ангел. Валентин, постаревший, далеко не молодой, сжимает в руке светящийся клинок серафима.
– Итуриэль. Давненько мы с тобой знакомы. Я мог бы бросить тебя заживо погребенным под руинами того дома, но нет, принес сюда. Держал близко к себе столько лет, надеясь, что ты отдашь желаемое – необходимое! – знание. – Вытянув руку с клинком вперед, Валентин подошел к ангелу, и невидимый барьер замерцал отраженным пламенем оружия. – Призывая тебя, я жаждал ответа: зачем Разиэль создал Сумеречных охотников, не наградив их силой нежити – ни скоростью волка, ни бессмертием дивного народца, ни талантом магов, ни выносливостью вампиров? Перед лицом исчадий ада он оставил нас обнаженными, наградив лишь знаками. Почему враг сильнее Охотников? Почему нам не взять себе его мощь? Разве не будет это справедливо?
В пределах пентаграммы ангел сидел неподвижно, сложив крылья, словно мраморная статуя. Видя в глазах пленника одну лишь неизбывную скорбь, Валентин скривился: