– Дурацкая мысль! – пробормотала я, не до конца уверенная, чью мысль имею в виду – свою приехать сюда или непонятно-дьявольскую Лизину.
Лоренс выпрямился и повернулся ко мне. В его карих, как у овчарки, глазах читалась грусть. Я смотрела на него и не знала, что сказать. Я злилась, Лиза ломала комедию, но ни то ни другое не помешало заметить, как бережно он обращался с моей больной дочерью. С самого первого дня решение Лоренса-отца я одобряла целиком и полностью, но не понимала решение, которое он принял сейчас, когда сыновья выросли и уехали в колледж, а его брак распался. Теперь я поняла, что вклинивать вопросы «по существу» в обычный разговор не получится, потому как не получится обычного разговора. Я не могла просто болтать с Лоренсом, не могла спросить, как его мама, как мальчишки. Абсолютно любая тема вызывала желание шарахнуть Лоренса по голове белой кружкой из «Икеа», а его доброта по отношению к Лизе тоже к пустой болтовне не располагала.
Мы так и стояли, глядя друг на друга, будто сами себя загнали в тупик. Как из него выбраться, я не знала, поэтому спросила в лоб:
– Что Рик Уорфилд думает о костях с моего двора?
– Ты ради этого ко мне приехала? – спросил Лоренс, вперив в меня непроницаемый взгляд.
– Да, – ответила я, пытаясь быть сильной, но нижняя губа предательски дрожала. Взгляд Лоренса скользнул к моему рту – он все видел. – Только ради этого, – излишне громко и резко добавила я.
Лиза раздраженно заворчала, словно мои вопли мешали ей спать. Лоренс не спускал с нее глаз, пока она не успокоилась, а потом миролюбиво предложил:
– Пойдем в другую комнату, там и поговорим.
Лоренс направился к закрытой двери, я следом.
Лоренс аккуратно закрыл дверь гостиной и зашагал по коридору к двум спальням. Где-то негромко пело радио.
– О текущем расследовании особо распространяться нельзя, – предупредил Лоренс. – Джинни, ты лучше сама вопросы задавай. На какие смогу, отвечу.
– Боюсь, Уорфилд в чем-то подозревает Лизу только потому, что кости нашлись у нас во дворе. Разумеется, она ни при чем, но рассказать не может.
Лоренс открыл дверь в конце коридора, и, когда мы вошли, сказал:
– Я бы из-за этого не переживал. Следствие движется в другом направлении, совершенно в другом.
Лоренс сказал именно то, на что я надеялась, но я будто онемела. Он привел меня в спальню, такую маленькую, что, переступив порог, мы автоматически оказались у кровати. И здесь стены были белые, неукрашенные, шкаф и тумбочка – та же хлипкая дешевка из «Икеа», а вот кровать… Я сразу ее узнала, это старая двуспальная кровать Лоренса из вишневого дерева! И постельное белье я узнала – сливочно-желтое с клюквенно-красными полосками, от частой стирки тонкое и мягкое. Кровать была незаправлена, простыни сбились в комок и источали слабый аромат, который я слишком хорошо помнила, – запах стирального порошка и теплый древесный аромат чистого спящего Лоренса.