Я покосилась на Босса. Она злилась, но, по-моему, не столько на меня, сколько на нас троих и вообще на то, что так вышло. Поэтому я и решилась задать страшный вопрос, ответа на который ждала и очень боялась.
– Тебе не все равно?
Босс глянула на меня:
– Нет, конечно. В смысле? Что именно?
– Ну, что сказала Патти, – пропищала я. – Что Лиза не моя мама.
Босс нахмурилась, но не ответила. Она газанула и на следующем повороте съехала с шоссе. Впереди замаячила заправка, туда она и повела «шевроле». Роджер свернул за нами, потом остановился и стал ждать. Думаю, он хотел бы выйти и спросить, в чем дело, но слишком боялся Босса. Может, и не зря.
Босс заглушила мотор и повернулась ко мне. Я не сводила глаз со сцепленных замком пальцев.
– Мози! – позвала Босс, потом еще дважды, прежде чем я на нее посмотрела. Взгляд у нее был жутко серьезный и прожигал меня насквозь. – Патти сказала, куда вы поехали и зачем. И все. А мне больше ничего и не требовалось. Я уже знала, кто ты есть. Вернее, кто ты не есть. Я знала, что ребенок, которого родила Лиза, был в сундучке под ивой.
Не может быть… Этого просто не может быть!
– Да, но как? – тихо спросила я. Такого, как Роджер, у Босса нет и не было.
– В ту ночь случилось нечто ужасное и бессмысленное. Смерть в колыбели, вот как это называется. Лиза была очень молода, наверное, перепугалась и с горя приняла неверное решение – похоронила дочку под ивой и сбежала.
Я покачала головой. Хорошо, что я узнала правду о маме и тех косточках, но Босс неправильно меня поняла.
– Нет, не как это случилось, а как ты догадалась?
Глаза Босса затуманились, взгляд смягчился.
– По Лизиному сундучку. Розовое платьице, утка… я не забыла, чье это.
– Но… раз ты в курсе с того самого дня… Почему мне ничего не сказала? – медленно и отупело выговорила я.
– Решила, что тебе лучше не знать. – Босс улыбнулась, но улыбка получилась бледной тенью ее обычной улыбки. Она сердито взглянула на «вольво».
Мне все равно не верилось. Ничего не изменилось, ровным счетом ничего. Босс знала, что я ей не родная, но была такой, как прежде, хотя под конец я вела себя отвратительно. Она была такой же строгой, такой же заботливой, так же со мной разговаривала, так же жарила мне яичницу. Короче, в голове не укладывалось, но я смотрела в ее серьезные глаза и видела Босса, родную, прежнюю. Она оставалась такой и когда я прививала себе клептоманию, и когда устраивала облаву в Утятнике, и когда таскала пистолет в школьном рюкзаке.
Я подалась к Боссу, уткнулась носом ей в колени и в миллионный раз за день заревела.