– Тише, деточка, тише! – приговаривала Босс, гладя меня по голове, совсем как раньше, когда я еще дошкольницей то и дело мучилась кишечным гриппом. – Все будет хорошо.
Лиза украла меня, мерзкий бугай лапал мою грудь, мы с Роджером нашли мою мать, она оказалась ходячим кошмаром, она меня видела и, не дай бог, захочет вернуть, а Босс беременна, ребенок однозначно станет ей дороже меня, в любую минуту может прийти любая беда. До беды один шаг, я поняла это, побывав в бунгало на Фокс-стрит, да и столько настоящих бед уже случилось.
Но Босс такая же, как прежде.
– Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо, – повторяла она.
Босс гладила меня по голове, а я не отстранялась. Я прильнула ухом к ее животу, где рос малыш. Ушей у него еще не было – он не слышал меня и не знал. Вдруг я почувствовала, что мы не чужие. Это же здорово, просто замечательно! Тот малыш словно прижимался ко мне изнутри, а Босс прижимала меня к нему снаружи. Мы оба родные ей, по-настоящему родные.
Я прекрасно понимала: это лишь передышка, короткое затишье между недавно закончившимся говнопадом и тысячей следующих. Только я не боялась. Как там говорила Босс? Все будет хорошо? Я верила: пока у Босса есть я, а у меня Босс, что бы ни стряслось завтра, будет по слову ее.
Однажды я разбила кирпичом большое витражное окно в церкви, куда ходили мои родители. Поступок, конечно, некрасивый, но в тот момент это казалось вполне правильным. Шестнадцатилетняя, я уже положила чек от Вестонов в банк и купила подержанную «хонду-цивик», чтобы увезти Лизу на требуемые сто миль и не портить блестящее будущее ее отца.
Спала я плохо, поэтому мы с Лизой еще до рассвета сели в нагруженную вещами машину и пустились в путь. К шоссе мы ехали мимо Первой баптистской церкви. В ней я выросла, в ней меня крестили, в ней собирался мой скаутский отряд. В хоровом зале миссис Финч, органистка, учила меня играть на фортепиано. На маленькой детской площадке за классами воскресной школы, где-то в средней школе, я разделила первый сушеный поцелуй с Бобби Босси. Я думала, что и венчаться буду здесь, а в большом зале устроят прием с креветочным деревом, огромным белым тортом и пуншем «Морская пена» из имбирной шипучки и шербета.
Когда появился живот, терпеть косые чопорносочувственные и откровенно возмущенные взгляды стало невмоготу. На совете пресвитеров обсуждали, как ограничить мое «влияние» на других девочек из Группы молодых баптистов, как минимум три из которых не беременели только потому, что в отличие от меня всегда помнили о презервативах. «Заблудшая овца! – вздыхали за моей спиной. – Ее не исправишь». Никто из прихожан не заглянул ко мне, чтобы подарить Лизе хотя бы вскрытую пачку подгузников или старую купальную простынку. Нежеланным детям подарки не нужны!