Проезжая мимо, я невольно засмотрелась на большое витражное окно в алтарной части церкви. Витраж изображал босоногого Иисуса с длинными каштановыми волосами. Иисус в развевающемся белом одеянии выходил из обвитой плющом беседки на землю, усыпанную листьями и цветами. Он поднял руки в приветственном жесте и раскрыл ладони. Воскресными утрами Иисус тысячу раз тянулся ко мне, тысячу раз солнечные лучи пронзали витраж, заливая меня волшебными красками.
Но с улицы, да еще в такую рань, витраж казался темным. Я поняла, что даже после рассвета яркие краски достанутся лишь тем, кто внутри. Слабые электрические лампы церкви не подарят красоту тем, кто на улице, тем, кого выставили за дверь. Нам же с Лизой доставалась темная изнанка Иисусова.
Сперва гнев охватил мои руки. Они повели машину на стоянку церкви, прежде чем я разобралась в своих чувствах. Потом включилась голова – я заехала в самую глубь стоянки, поближе к витражу. Лиза спала, и я не заглушила мотор, чтобы его мерное урчание баюкало малышку. Я выбралась из салона, пересекла узкую тропку и застыла прямо под витражом.
У самой стены церкви была клумба, обложенная красным кирпичом. Я подняла увесистый кирпич, примерилась. Страшно хотелось швырнуть его в центр белого одеяния Иисуса. Я представила громкий треск, потом мелодичный звон осколков, падающих на бортик купели. Услышу стук стеклянного дождя по ковру, сяду в машину и уеду без оглядки.
Я не думала о том, что, если меня поймают, восстановление витража и услуги адвоката съедят львиную долю откупных. Совсем девчонка, о последствиях я вообще не думала, и спящая на заднем сиденье Лиза была тому живым подтверждением. Я отступила на десять шагов, подняла руку и швырнула кирпич в окно.
Кирпич угодил в зеленый лист внизу витража. Он пробил зеленую ячейку, но остальная часть окна даже не шелохнулась: ее защитила металлическая рама. Я тотчас бросилась к клумбе, взяла два кирпича и швырнула их в окно со всей силы, что была в тонких девичьих руках. От одного треснула нога Иисуса, другой попал в металлическую раму, совершенно не повредив витраж. Оба кирпича отскочили и полетели вниз. Я едва увернулась и еще раз сбегала к клумбе за кирпичами.
Потом я остановилась, тяжело дыша, а через минуту опустила кирпичи, села в машину и уехала с чувством поражения. То, с чем я боролась, оказалось слишком большим и слишком защищенным – настоящего вреда мне не причинить.
С тех пор я ни разу не терпела столь сокрушительного поражения. Ни разу до того, как попала на стоянку заправочной станции «Шелл» близ Монтгомери, штат Алабама. Мози рыдала и льнула ко мне совсем как в три года, когда она боялась живущих под кроватью чудищ. Мы только что побывали там, откуда ее украла Лиза. Биологических родителей Мози я не видела, даже в дом не зашла. Мне вполне хватило лица бедной девочки, жуткого района и облезлого розового бунгало, такого запущенного, что на покосившиеся слуховые окна вполне можно было натянуть вывеску: «Лучший мет по лучшим ценам». Зато я вернула Мози – разыскала ее и теперь везла домой. Мне казалось, самое страшное у нас с ней позади и все наладится.