1 Началось восстание, апрель сорок третьего (англ. ).
Я говорю Эдельману об этом - и еще говорю, что и вправду хорошо придумано с этой стрельбой. Хорошо, что фонтаны земли заслонили людей, - и тут он начинает кричать. Он кричит, что я, должно быть, считаю, будто бегущие в вагон люди хуже тех, которые стреляют. Ну конечно, я наверняка так считаю, ведь так считают все, даже тот американский профессор, который недавно его посетил и твердил ему: "Вы шли на смерть, как бараны". Американский профессор в свое время высадился на французском пляже, пробежал четыреста или пятьсот метров под смертоносным огнем, не пригибаясь и не падая, и был ранен, а теперь полагает, что если кто-то пробежал по такому пляжу, то потом имеет право говорить: "человек должен бежать", или "человек должен стрелять", или "вы шли на смерть, как бараны". Жена профессора добавила, что выстрелы нужны будущим поколениям. Смерть людей, погибающих молча, - ничто, поскольку они ничего после себя не оставляют, а те, что стреляют, оставляют легенду - ей и ее американским детям.
Он отлично понимал, что профессор, у которого есть рубцы от ран, есть ордена и кафедра, жаждет иметь в своей биографии еще и эти выстрелы, и все же пробовал объяснять ему разные вещи: что смерть в газовой камере не хуже, чем смерть в борьбе, и что недостойна смерть только тогда, когда пытаешься выжить за чужой счет, - но объяснить так ничего и не удалось, американец снова начал кричать, и одна женщина, которая при разговоре присутствовала, старалась его оправдать. "Простите его, - смущенно говорила она, - его нужно простить... "
- Детка, - говорит Эдельман, - ты должна наконец понять: эти люди шли на смерть с достоинством. Страшная штука - так идти навстречу смерти. Гораздо трудней, чем стрелять. Ведь куда легче умирать стреляя - куда легче было умирать нам, чем человеку, который идет к вагону, а потом едет в вагоне, а потом роет себе могилу, а потом раздевается донага... Теперь ты понимаешь? - спрашивает он.
- Да, - говорю я, - это да! - Ведь нам действительно гораздо легче смотреть на тех, кто умирает стреляя, чем на человека, который роет себе могилу.
- Я видел однажды на Желязной сборище. Люди столпились вокруг бочки обыкновенной деревянной бочки, на которой стоял еврей. Старый, низкорослый, с длинной бородой.
Возле него стояли два немецких офицера. (Двое красивых рослых мужчин рядом с маленьким сгорбленным евреем. ) И эти немцы большими портняжными ножницами обстригали еврею по кусочку его длинную бороду и хохотали до упаду.