— А может, все-таки и мне дадите?
— Нет оснований, — разводит руками директор.
— Тем хуже для вас! — хлопнул я дверью и вышел.
На улице поднял камень, швырнул его в витрину магазина.
Естественно, собрались люди, прибыла милиция.
Посадили меня в машину и отвезли куда следует…
Полчаса прокурор песочил директора за слабую воспитательную работу и коллективе, за отсутствие индивидуального подхода к отдельным работникам. А суд вынес частное определение, в котором поставил под сомнение возможность дальнейшего пребывании директора на своем посту.
Ровно через пятнадцать дней и снова в кабинете директора:
— Мне бы премию.
— Не имею права, — прикладывает он руку к сердцу.
— Даже не представляю, что теперь с вами будет, — с сожалением смотрю я на директора. — Теперь вы совсем пропали.
— Не губите!.. — упрашивает он.
Но я даже не дослушал его. Пошел в ресторан «Уют» и наклюкался красного крепкого.
В вытрезвителе я позировал фотокорреспонденту городской газеты. А через день читал про себя фельетон, где и бедному директору досталось на орехи. Ему инкриминировались снисходительность к пьянству и нечуткое отношение к нуждам производственников.
«Лишь восемь кружков художественной самодеятельности существует при заводском клубе, а в игротеке не найдешь лишней шахматной доски, — с укоризной писал фельетонист. — Вот почему, вместо того чтобы поиграть на органе или провести вечер над решением шахматной задачи, Горемищенко вынужден был напиться…»
Директор давал пояснения многочисленным комиссиям, ездил выяснять отношения с управляющим трестом, отдал свой кабинет под бильярдную и лично написал в стенгазету статью «Алкоголь — наш враг».
Наверное, все это очень утомило директора, потому что, когда я снова зашел к нему, он выглядел пожелтевшим, как залежавшийся плавленый сырок.
— Мне бы квартирку.
— У вас же есть квартира!
— Однокомнатная. А мне хочется улучшить жилищные условия.
— Вы ведь холостяк, — вздыхает директор. — Мы двухкомнатные только семейным даем.
— Ничем не могу вам помочь, — говорю ему. — Так уж вышло, что мне двухкомнатную захотелось.
Лицо директора стало белым, словно рубашка после стирки порошком «Радость».
— Может, мою возьмете? — наконец выдавливает он. — У меня двухкомнатная, на пятом этаже. А я с семьей в вашу переберусь…
— На пятом этаже не подходит. Высоковато. Мне бы второй или третий этаж…
— Не могу. Поймите, не имею права… — Из глаз директора покатились слезы.
— Очень жаль, но чует мое сердце, ох и достанется вам! — обещаю на прощание.
Иду, не оглядываюсь. Слышу тяжелое дыхание за спиной. Это меня догоняет директор…