— Дело в том, что я товарищ покойного. Мы со Славой в детстве жили по соседству. Он для меня так много сделал…
Люся пристально посмотрела на меня, потом открыла сумочку и достала кошелек.
— Все равно, я хочу отдать вам…
— Не надо, прошу вас, — взмолился я. — Пусть это будет… ну, вместо цветов.
— Неудобно как-то, — нерешительно сказала она.
— Для друзей все удобно. Тем более нашли, о чем говорить, — это же такая мелочь!..
Она опустилась на лавочку.
— Ну, я пойду, — сказал мужичок. И, будто в оправдание, добавил: — Скоро магазин закроется, а мне одну вещь купить надо…
Мы молчали. Люся задумчиво смотрела на мраморную табличку, я — на ее четкий профиль.
«А что, если сейчас подойти и поцеловать ее?» — подумал я. И, представив всю нелепость ситуации, рассмеялся.
Люся глянула на меня осуждающе, и я поспешил извиниться:
— Простите, вспомнил один случай из нашего со Славой детства…
И я начал рассказывать, на ходу выдумывая. Она иногда для приличия кивала, но, как мне казалось, не слушала…
Вечерело. Люся поднялась и сказала так просто, будто мы с ней засиделись в скверике:
— Пора домой.
Дорога была каменистой, я вел ее под руку и думал о том, что, возможно, смалодушничал, даже не попытавшись объясниться. А вдруг…
— А вдруг, — говорю ей, — все это неправда. Какое-то недоразумение. Вдруг Вячеслав Гарпун жив…
Она минуту помолчала.
— Если бы мне сбросить этак лет двадцать, я, возможно, и поверила бы. А теперь… Теперь даже дочь моя не верит в подобные сказки.
— А ты… простите, вы не допускаете, что при катастрофе мог погибнуть другой? — горячо заговорил я.
— Но допускаю! — резко остановила Люся меня. — Но допускаю, потому что сама, собственными глазами видела его тело там, везла ого сюда и… — Она выдернула руку и полезла в сумочку за платком.
До троллейбусной остановки мы дошли молча. Я так и по смог найти подходящих слов, чтобы утешить ее.
— А вот мой транспорт, — сказала она.
— Может быть, я вас провожу домой? — предложил я.
— Нет, нет, — решительно запротестовала она. — Заходите как-нибудь к нам. Мы живем на улице…
— Я знаю, у меня есть адрес, — сказал я, подсаживая со в троллейбус. — Обязательно загляну в самое ближайшее время.
Если бы мне вчера, когда мы ужинали за столом хлебосольного Шота Георгиевича, кто-нибудь сказал, что сегодня я буду чувствовать себя чужим в родном городе, я бы всего лишь весело рассмеялся. А теперь… При всем моем, казалось бы, неисчерпаемом оптимизме мне было не до смеха.
6
Часы на городской башне показывали без двадцати восемь. В такое время я обычно уже сидел в джинсах и шлепанцах дома и проверял Лесины уроки. Или читал газету, выводя из себя Люсю своими односложными ответами на вопросы, которые касались, как она утверждала, важных аспектов нашего семейного бытия. Казалось бы, самые что ни есть будничные дела, однообразие их иногда просто действовало на нервы. А вот лишился их — и чувствую себя так, будто меня обокрали.