25
Было без пятнадцати одиннадцать, когда диктор телевидения пожелала спокойной ночи.
— Чай пить будете? — спросила Люся.
— Не откажусь, — отложив газету, ответил я.
Пили молча. Казалось, Люся настолько вся в своих мыслях, что вообще забыла о моем существовании.
— Что-то Леся неспокойно спит, не простудилась ли? — сказал я.
— Что? Ах, да, возможно. Хотя не похоже. Я не заметила ничего такого… А почему вы лимон не берете? И печенье?
— Скажите мне, Люся, — неожиданно для себя самого отважился я, — а что, если бы вы узнали, что есть человек, который любит вас? Любит не меньше, а может, и больше, чем любил Вячеслав. Неужели вы указали бы ему на дверь?..
Люся ошарашенно глянула на меня, покраснела и вдруг закашлялась. Как оказалось, она поперхнулась вареньем.
— Вот видите, — придя в себя, сказала Люся, — так можно совсем перепугать бедную женщину.
Выпрямившись в кресле, она вдруг стала очень серьезной:
— Как я вас поняла, это ваше объяснение в любви?
Не кажется ли вам, уважаемый Валентин Сидорович, что это святотатство? Еще и года не прошло, а вы осмеливаетесь говорить о подобных вещах! А потом, разве ритуальным годом исчерпывается траур? Нет, мой траур, моя скорбь — до конца моих дней!
Она вытерла слезы, для чего-то вынула ложечку из пустой чашки, протерла ее салфеткой и снова положила в чашечку.
Я молча смотрел на Люсю, восхищаясь ее благородным гневом.
— Не хочу вас обижать, — продолжала она. — Вы действительно чудесный человек, я верю в вашу искренность, вашу честность. Но поймите, если бы когда-нибудь в будущем я и ответила утвердительно на ваше предложение, вы были бы несчастным.
— Почему?
— Да потому, что я бы все время вас сравнивала, — кивнула она на портрет. — И вы от этого сравнения всегда бы проигрывали. Потому что Слава был идеальным мужем, и не вам, простите, с ним тягаться…
Она встала и подошла к окну. Я, приблизившись, взял ее за руку.
— Люся…
Пронзительный звонок в дверь заставил меня вздрогнуть.
— Кто бы это мог быть? — тихо спросила Люся.
— Может, я открою?
— Нет, я сама… Зайчинский? — переспросила Люся. — Валентин Сидорович? Дома. Заходите, пожалуйста.
Высокая рыжеволосая женщина в кожанке не сводила с меня глаз. Ее губы беззвучно шевелились.
— Дорогой! — прожурчала она. — Ты как-то изменился! Даже немного постарел. Но такой ты мне еще больше нравишься. Любимый мой! Я все глаза проплакала по тебе! Решила, что ты меня бросил. И вдруг Галка говорит, что нашла тебя. Хвасталась, будто ты поклялся вернуться к ней. К этой…
— Я вас не понимаю… — растерянно пробормотал я.
— Ты меня называешь на «вы»? — насмешливо спросила она.