— Эге, да ведь ты рудные камни нашёл, Хлыст! Повезло новичку! Благоволит к тебе Отец Небесный, а ты боялся! — заметил старый рудокоп, и молодой расплылся в довольной улыбке.
— А ну-ка, Хлыст, сообрази костерок да завари травы доброй, чтоб силы прибыло для работы! — повелел Рудослав. Подкрепившись житным хлебом да вяленой белорыбицей, ватага принялась за прерванное дело.
Пошёл обычный нелёгкий труд по извлечению болотной руды. Не одну седмицу копали её, подсушивали, выжигали на кострах коренья трав да остатки торфа, мельчили, просеивали. Потом сбирали полученную железную зернь в короба и грузили на свои широкобокие лодьи.
Первую зернь в отдельном коробе привезли лучшему ободритскому кузнецу. Немногословный, среднего роста, с серебром в висках и пропаленном в некоторых местах кожаном фартуке, подошёл он к привезённой зерни, поглядел, потрогал рукой, набрал в длань и молча взвесил, определяя тяжесть. Потом перевёл взгляд глубоких очей на рудокопа.
— Речёшь, с того самого места, куда молонья ударила?
— Истинно, с того места, брат Ладомир, — кивнул Рудослав.
— Дак трижды ударила! — не сдержался Хлыст.
— Будет Болотный меч! — кратко молвил кузнец, повернувшись к высокому в добротной одежде знатному воину. И ушёл, более ни на кого не глядя и не проронив ни слова.
— Коль слово дал, точно сделает, — кивнул Рудослав знатному воину. — А лепше него никто и не сможет. Так-то, Добромысл! Речёшь, сей Болотный меч — подарок самому князю Годославу?
— Брат мой двоюродный первенца ждёт, так что наперёд ничего не буду ему сказывать. — И Добромысл протянул главе рудокопов сафьяновый кошель.
— А чего он ушёл, не рёк ничего? — удивился Хлыст, кивнув в сторону кузнеца.
— Такая работа чистоты души и помыслов требует, — наставительно пояснил главный рудокоп. — Он теперь уже до того, как скует крицу, ничего есть не будет и речь ни с кем не должен, даже подручному будет только знаками указывать.
— Ого! — изумился молодой рудокоп.
— А ты думал, не каждому кузнецу выпадает честь сварганить меч из Перунова железа. Тут особое дело, волшба. Нельзя, чтоб огненная нить, молнией самого Громовержца протянутая, прервалась, такой меч токмо под оком мастера и беседой с железом должен исполнен быть!
— А поглядеть можно? — загорелся Хлыст.
— Сказано тебе, тайна есть сие действо, никому стороннему того ведать не положено. Даже лучший ученик не всё разумеет, так-то, а ты поглядеть!
В княжеском тереме царила радостная суета. На лике самого князя Годослава не осталось и следа от обычной суровости, он был озарён счастливой улыбкой. Ещё бы, нынче у него родился первенец, да ещё и сын, наследник, воин! Оттого грозный ободритский князь был готов скакать и смеяться словно дитя.