СОЧИНИТЕЛЬ
Виктору Пронину
Опять пишу его рукой И мысли льются. Бегут они, и за строкой Не оборвутся.
Чьи нервы здесь - мои, его? Узнаем позже. Где - жизнь, где - вымысел всего? И что дороже?
Он - мой невольник, мой герой. Я твердо знаю. Иду за ним, ползу сквозь строй И получаю...
Из ран моих чужая кровь Течет рекою, А он все водит вновь и вновь Моей рукою.
Он смел, горяч, неистов, зол, Душа бездонна. Я задыхаюсь, но на зов Иду покорно.
Не я пишу, не мой обман, Не я решаю. И чем закончится роман: Умри, не знаю.
КОЛДУНЬЯ
Никого с ума ты не сводила, Не шептала нежные слова. Так откуда дьявольская сила? Так откуда чары колдовства?
Не поила приворотным зельем, Не искала на Купалу цвет. Я и так в полоне провиденья Понимаю, что спасенья нет.
Имя мне твое щебечут птицы. И рисуют тело облака. И глаза, и брови, и ресницы Отражает чистая река.
И в листве я слышу заклинанье. И в росе, купаясь до зари, Я тону, и чувствую дыханье, И шальные запахи твои.
Никого с ума ты не сводила, Никогда колдуньей не слыла. Так откуда дьявольская сила, Что меня в разлуке извела?
КАК В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ
Ты меня целуешь, я дрожу. Так дрожу, что будто бы последний В нашей жизни этот вечер летний, И услышал слово "ухожу".
Я лечу на крыльях. Я тону. Сладостны паденье, невесомость. Как глупа, наивна наша робость, Что любовь оставила одну.
Нет ни покаянья, ни вины, Нет ни слов, ни музыки, ни пенья, Только поцелуи и сплетенья, Словно дни и ночи сочтены.
Вот оно, блаженство, - чудо, дар, Буря, извержение, лавина! Так ли важно, кто из нас мужчина? Мы едины и под нами шар.
Миг - и мы вернулись, ведь для нас Неизбежно было возвращенье. Невесомость - наше наслажденье. Поцелуи - как в последний раз.
ЗОЙКА
Заливается солнце вином, Дерева на морозе топорщатся, А в троллейбусе полупустом Спит усталая Зойка, сверловщица.
Снится ей золотая страна, Как в кино, что смотрела в "Ударнике", Дикий пляж, голубая волна И она в откровенном купальнике...
Вдруг проснулась, не помня лица, Отошла от предчувствия томного, И увидела чуб кузнеца, Что явился из города Сормово.
И придумал - стращать женихов! По заводу гонял их неистово, Говорил, что грозою цехов Стал от чувства большого и чистого.
Ей недолго осталось терпеть, Пусть пальто за деревья цепляется. Причесать бы её, приодеть Зойка первой была бы красавицей...
Он открыл исцарапанный лоб, Что трещал, как земля после засухи, И упали цветы на сугроб Из широкой Борисовой пазухи.
На дорожке, где снег и метель, Согревают друг друга влюбленные. Ветер бьется в закрытую дверь И в замерзшие рамы оконные.