Калачников вспомнил, как Дурманов приходил на его репетицию и долго шушукался о чем-то с Мариной на пустых трибунах. Охмурение происходило прямо на его глазах. Тогда же они, наверное, обменялись телефонами и начали договариваться напрямую. Причем они не только созванивались, но, оказывается, еще и встречались! Калачников почувствовал себя преданным. И еще Петр наконец понял, какую беду предсказывал сегодняшний ночной кошмар, почему ему снилась плачущая мама.
Он вдруг как-то сразу вышел из ступора, и кровь в его жилах закипела так быстро, что он даже не успел подумать о последствиях своих дальнейших действий. Схватив Дурманова за горло, Калачников прижал его к стене и стал душить, исступленно выкрикивая:
— Мерзавец! Ты — мерзавец! Если ты не уберешь от нее свои грязные лапы, я убью тебя! Задушу своими руками! Я знаю, чего ты добиваешься! Если ты думаешь, что тебе здесь все позволено, то ты глубоко ошибаешься!
Подошел наконец лифт, и из него вышло человек пять. Сразу поднялся крик, Калачникова стали оттаскивать от продюсера, но это было бесполезно. Пальцы Петра сцепились вокруг вражеской шеи мертвой хваткой, как пасть бульдога. Нет сомнения, что на глазах у всех совершилось бы убийство, но внезапно с Калачниковым что-то произошло.
Он зашатался, замычал, схватился за грудь и сначала опустился на колени, а потом вообще упал на пол. Та самая невыносимая боль, прихода которой Петр так боялся все последние дни, заполнила его грудную клетку. Суча руками и ногами, он жадно глотал воздух, пытаясь насытить кислородом кровь, но сама кровь уперлась где-то в артериях в непреодолимую преграду. В глазах у Калачникова запрыгали красные мячики, его сознание отключилось, и он уже не слышал, как сразу несколько голосов стали громко кричать, чтобы вызвали «скорую помощь».
Даже не вставая с кровати, Калачников видел из окна своей палаты большой парк, вплотную примыкавший к больнице. По утрам между деревьями клубился туман, и ему представлялось, что это дремучий лес, но как только поднималось солнце, пейзаж становился веселее, а уже прихваченные кое-где желтизной листья отливали в ярких лучах золотом. Парк защищал больных от шумов большого города, и, просыпаясь ночами, Петр поражался ватной тишине, казалось, просто невозможной в мегаполисе. Покой действовал на него умиротворяюще, и он чувствовал себя почти счастливым: вернувшись с того света, люди обретают способность радоваться даже самым простым вещам.
В больнице Калачников находился уже несколько дней. За это время он сдал множество анализов, а его внутренности изучили с помощью различных хитроумных приборов. Только сегодня, в воскресенье, было немного поспокойнее — ни врачебных обходов, ни процедур. Лишь утром дежурная сестра занесла ему какую-то таблетку, затем он позавтракал и еще немного подремал. Да и что ему было делать?!