— Вот и прекрасно. Дай ему ее комнату.
— А если она вернется, как быть тогда?
Гина открыла дверь в конце коридора, и они вошли в большую, переполненную людьми комнату. Гости сидели всюду — на диванах, стульях, даже на подоконнике и на низком сундуке с бельем. По стенам висели картины и гравюры. На затянутом ковром полу валялись папиросные гильзы. В потолок поднимались клубы табачного дыма. Казалось, все говорят одновременно, одни на идише, другие по-польски, третьи по-русски. Маленький человечек в порванной блузе, по-цыгански загорелый, с черной, как смоль, бородой и огромными, сверкающими глазами о чем-то рассуждал с сильным литовским акцентом, жестикулируя и вертя головой во все стороны. Кадык у него беспрестанно ходил вверх-вниз, волосы стояли дыбом, точно были из проволоки. Какая-то девица с низким, мужским голосом кричала на всю комнату: «Клоун! Идиот!»
— Бог с ним, мадемуазель Лена, — попытался урезонить ее мужчина помоложе в больших блестящих очках. У него были высокий лоб, плоский, неправильной формы нос и кудрявые волосы. Глаза за мерцающими стеклами очков весело поблескивали. — Он ведь и сам знает, что несет вздор. Комедию ломает.
— Никакая это не комедия. Речь идет о нашей жизни, о существовании нас как нации! — прокричал бородатый. — Мы танцуем на всех свадьбах, кроме собственной. И нас даже не благодарят. Ничего, кроме тычков и зуботычин, мы не получаем!
— Фе! Пустая болтовня.
— Никакая не болтовня. Это правда. Правда! Вы все — шайка предателей!
— О Боже! Этому не будет конца! — вздохнув, сказала Гина. — Этот Лапидус — точно океан: не успокаивается ни на секунду.
— Океан выбрасывает на берег морские раковины, а Лапидус выплевывает сплошные отбросы, — заявил очкастый.
— Тихо, Бройде! У тебя у самого рыльце в пуху. Слышите, я хочу познакомить вас вот с этим молодым провинциалом. Привел его Абрам. Абрам говорит, что он гений.
Спор тут же прекратился, и спорившие уставились на Асу-Гешла. Первым нарушил молчание Лапидус.
5
— Откуда вы? — спросил Лапидус, протягивая Асе-Гешлу руку. — Даю голову на отсечение, вы откуда-то из-под Люблина.
— Да, — подтвердил Аса-Гешл. — Из Малого Тересполя.
— Так я и думал. В этих городах евреи еще не перевелись. Настоящие евреи, кому не стыдно за свой еврейский нос — и за еврейскую Тору тоже. Вот видите, друг мой, мы с вами присутствуем при рождении нового поколения, у которого только одно на уме — человечество! Они проливают горючие слезы над каждым Иваном, каждым славянином. И только один народ они в грош не ставят — свой собственный.