И, как ни загадывай, а получалось, что Алене с Гришей — не по пути…
* * *
Алена возвращалась в Москву. Она и не представляла себе, что возможно жить в каком-то ином месте. По пути, опять влившись в вереницу странниц-богомолиц, продумала она всё, что ей предстоит совершить.
Коли дед Карпыч посылал ее к Кореленке проклятье отделывать, стало, знал — сила Кореленки с тем могучим проклятьем совладает. Но теперь та сила, возможно, и впрямь к Алене перешла — коли не владеет ею обещанное Гришей сатанинское наважденье. Получается, сама Алена и может проклятье с себя стряхнуть. Да только — как?
Никто не распознал, что несет Алена, сама того не ведая, страшное бремя, кроме деда Карпыча, царствие ему небесное, да Степаниды Рязанки. Ведь не хотела она давать Алене подклад для Анны Монсовой, ох, не хотела! Ведь говорила — ничего не выйдет! Видела Рязанка, кто к ней пожаловал, да не хотела дуру-девку смущать.
А раз учуяла она сильное проклятье, то, может, и научит, как его снять… И как с силой управляться — тоже научит. Если же попросит платы, то будет ей плата! На болотном острове были клады закопаны, Федька про них сдуру толковал. А клады — они голос подают и из-под земли показываются, который — собакой, который — курицей. Уж кому их и брать, как не ворожее!
Отдохнув с дороги денька три и малость отъевшись, Алена отправилась отыскивать ведунью.
Изба Степаниды Рязанки, Алена помнила, стояла на краю слободы, на отшибе. И странно было, что в таком месте шебутится и галдит немалая толпа, в основном — бабы.
Мимо пробежала стрельчиха с охапкой поленьев.
— А ты чего, Аришка, еле плетешься! — окликнула яростно, хоть и обернувшись, но лица Алениного под платом не разобрав. — Беги за соломой! Привел Господь — поквитаемся!
И, пыхтя, побежала далее, да ненадолго дыханья хватило — встала, рот разевая.
Алена обогнала ее и оказалась в самой гуще толпы.
Бабы все были заняты делом — обкладывали избу Рязанки кто хворостом, кто соломой, нашлись и такие, что дров не пожалели.
— Это тебе за коровушку мою! Одна была кормилица — и ту ты волкам скормила!
Более Алене объяснений не потребовалось. Она поняла — Степанида обидела кого-то из баб, и все неприятности за последние месяцы, всех околевших поросят, все синяки от мужниных кулаков, всю тлю огородную, всех кур, что повадились класть яйца незнамо где, — всё это, собрав воедино и вспомнив кстати, как ополчался на ворожей здешний батюшка, обрушили на Рязанкину голову.
Бабы распалились — сейчас и мужья не оттащили бы их от Степанидиной избы.
А на самих баб распалилась гневом Алена.