— С сыном, — вовсе не удивившись, дважды кивнула гостья. — Их у меня четверо, в мясоед третьего женили, и взял он единую отецкую дочерь. Жить к ней ушел. Парень он у меня видный! И взъелась на него теща — так, что спасу нет! Как ни повернись — всё ей неладно. Хоть к старцам в монастырь вези — отчитывать. Нет ли чего для усмирения?
— Это она ко всем такова, или только к твоему чаду?
— Только к Лукашке, матушка, — обратившись так, стрельчиха как бы признала окончательно первенство Алены, бывшей ее чуть ли не вдвое моложе.
Алена же незаметно вздохнула с облегчением.
Тещей могла овладеть не всякой ведунье подвластная сила, которую Степанида Рязанка называла «хульный бес», оттуда и выкрикивание всевозможной хулы на чад и домочадцев. За те месяцы, что Алена училась, такого несчастья она еще не видывала и, соответственно, Степанида ей не показывала, как хульного беса изгонять. Она знала одно — лишь силой, без знания, с ним было не сладить.
Теща, которой не угодил всего-навсего зять, была для Алены не больно крепким орешком. Во всяком случае, так ей сейчас казалось.
Правда, еще ни разу не доверяла ей Степанида самой действовать. Но ведь дельце-то было пустяковое! А расстроенная стрельчиха могла хорошо заплатить. Так что попытаться стоило.
— Могу пряник наговорить, — подумав, предложила она. — Чтобы лад промеж них был.
— Где же я тебе сейчас пряник возьму?
— А я тебе и продам за одну деньгу, да наговор… — тут Алена задумалась, вспоминая, сколько просила Рязанка за столь же простые слова для мужней любви. — А наговор тебе в три денежки встанет. Сына Лукой, что ли, звать?
— Лукой.
— А тещу?
— Афросиньей кличут.
Алена взяла в поставце завернутые в ширинку пряники, что как раз для такой нужды и припасались, выбрала небольшой и красивый, с тиснеными листьями и цветами, положила на скатерть, протянула над ним растопыренные пальцы, как это делала Рязанка, уставила в него взгляд и зашептала довольно внятно:
— Не я вызываю, не я закликаю, не я заговариваю. Вызывает, выкликает, заговаривает Пресвятая Богородица — скорая помощница, своими устами, своими перстами, своим святым духом. Как любит мать дитя до семи лет и нигде не хочет без него ступить, как любит дитя мать до семи лет и нигде не хочет без нее ступить, так раба Божья Афросинья смотрела не налюбовалась бы на раба Божия Луку, и радовались бы они друг на друга, как мать на дитя, а дитя на мать любимую.
Алена набрала воздуху, свела глаза в одну точку, в сердцевину пряничного цветка, поместила там силу слов и произнесла замок на едином дыхании: