Весело было Алене покидать Яски — дивное дело она сотворила, дело, которым не грех было похвалиться перед Рязанкой. В глубине души, впрочем, чуяла Алена, что мала ее заслуга — лишь желание сладить с Савелием, и не более того, лишь желание, пробудившее силу. Однако ж управилась она с той силой! И, видать, понапрасну звала ее окаянной — силушка-то любезная божескому делу послужила!
Что странно — лишь подъезжая к Твери, вспомнила Алена, что так и не расспросила никого о похоронах Кореленки. А ведь и бабы наверняка знали, и Гриша… Кто ж дверь-то палкой снаружи припер? Пожала Алена плечиками — не возвращаться же теперь с вопросцем обратно в Яски? Да и Петровки близятся — когда уговорились с Рязанкой встретиться.
Две недели спустя стояла Алена перед Степанидой Рязанкой, протягивая обеими руками укладку.
Вошла она в избенку молча, поскольку в дороге всё яснее понимала, что отправилась в Яски понапрасну. Перебирая в памяти все заговоры, которых она заучила уж немало, не находила Алена ничего похожего на моток тесьмы, непарную сережку и покрытые корой камушки. Гвозди — да, гвозди ворожее иметь полагалось, и в тех четырех Алена сразу распознала сильное средство — гробовые гвозди, найденные на старом кладбище, которыми можно уничтожить врага, если с нужным словом забить в его порог, или призвать к себе непокорного обидчика, или препоганую порчу напустить.
Потому гвозди она перед тем, как войти, вынула и у крыльца припрятала. Хотелось ей, чтобы они понапрасну Степаниду не смутили. Да и нечего им в избе делать, добра от них не жди.
А в избенке-то что делалось!..
Всё вверх дном, а посреди разгрома сидит на полу Степанида, тряпочки какие-то перебирает. Головы не поднимает, укладку в Алениных руках не видит.
— Господи, Степанидушка! — кинулась к ней Алена. — Да что ж это такое?!
— Что, что… Воры побывали. Думали, у ворожейки в каждом углу горшок золота прикопан…
— Разве ж ты оберег не ставила, уходя?
— Ставила, да слаб оказался. Дура я, нужно было тебя попросить. Твой-то сильнее бы вышел… Больно на себя понадеялась… И сдается мне, что воры были не простые, а подученные. Кто-то на нас с тобой зуб точит, кому-то мы дорожку перешли… Видать, сестрицы-бесицы иззавидовались…
Алена уселась возле Степаниды, поднырнув под ее тяжелую руку, и обняла крепкий стан.
— Как же быть-то, Степанидушка?
— Клад я взяла, добрый клад, — сообщила ворожея. — На самом краю того сухостоя — помнишь, место спорчено, болью скорчено? Всё больше копейки и полушки, но и серебряные рубли попались, еще при царе Михаиле чеканенные. Монет поболее четырех тысяч, так мне показалось, начала перебирать, да бросила — стемнело. Весь клад забрала, не оставлять же. Приволокла. Да как я горшок в избу внесла, так сразу же и вынесла! Нельзя его тут держать, кому надо — учует!