Дверь приоткрылась, на порог вышла пожилая женщина.
— Входите, барышня.
— Я на тебя надеюсь, Эльза, — сказал Рейнгольд. — Карл, отдай фонарь Якобу. Они уже там?
— Один приходил, сказал, что остальные — следом, девицам велел принарядиться, мне — никого другого не впускать. Едва его и поняли, — пожаловалась женщина. — Ушел — девицы много смеялись…
И вздрогнула тут Алена, услышав совсем рядом, в переулке, русскую речь!
— Да сюда же, сюда! — произнес молодой голос. — Тут у них и есть главный ход, а то, что с улицы, — то для видимости.
— Шею бы не сломить, — отвечал другой голос, тоже молодой и звонкий.
— Да тише ты, черт! Что тебе Франц Яковлевич толковал? Тут шуметь не изволь, тут этого не любят.
— Что они говорят? — взволнованно зашептал Алене в ухо фон Рекк.
— Что шуметь не надо, — перевела Алена.
— Эльза, возьми ее в дом. А мы пойдем, как приличные гости, что покидают приятное общество, не дожидаясь полуночи, чтобы не ссориться с женами, — сказал Рейнгольд. — Выходим, господа мои, выходим…
— Людей вдоль переулка расставить, и одного — непременно на углу, — вмешался третий голос.
— Не нравится мне тут, господа волонтеры, — объявился и четвертый.
— Тебя не спросили!
— Ступай, ступай, охраняй государеву радость!
Подивилась Алена — государевой радостью вступление государя в супружество именуется… Что же эти баламуты рассмеялись? Что их, дурных, развеселило?
Карл, входя в темные сенцы, и ее впихнул.
— Идем, прошу вас, — пригласила фрау Эльза и, высунувшись, подсказала фон Рекку с Рейнгольдом и молодым краснощеким дворянином: — Да прикрикните же на меня, господа мои, за то, что я вас не впустила и отправила искать удовольствий в другое место!
— Чертова шлюха! — сообразив, гаркнул Рейнгольд. — Мы разнесем твою хибару, а девок искупаем в реке!
— Мы посадим тебя на льдину и спустим вниз по течению вместе с твоими скверными девками! — добавил фон Рекк.
И все трое, вместе со слугой, вывалились из дворика в переулок.
Надо думать, там они еще некоторое время стояли, громко ворчали и грозили захлопнувшимся воротам кулаками, потому что удивительно знакомый молодой голос, поминавший только что Франца Лефорта, предложил господам проходить и не загораживать улицу.
Фрау Эльза прикрыла дверь.
В сенцы вышла со свечой молодая женщина, в узко стянутом платье и со спущенным с плеч белым воротником — вся грудь наружу.
Алена очень одобряла здешние нравы — жили основательно, одевались тепло, не суетились. За все месяцы, что она провела в Риге, ни разу не попадались ей на глаза девки-немки, одетые вольно, как в московской Немецкой слободе. Оказалось — водились и такие, да только прятались почему-то от добрых людей.