Я поборол в себе желание сказать ему, что едва ли дети наших детей похвалят нас за избиение старика и изнасилование старухи. Вместо этого я сделал глубокий вдох и смиренно опустил глаза.
— Сэр, вы говорите не о вожде индийского племени. Вы говорите о высокоуважаемом члене палаты общин. Вы ведь не думаете, что подобное преступление останется без внимания. Но даже если бы успех был гарантирован, я не могу допустить такого варварства по отношению к кому-либо и особенно к пожилому человеку. Заверяю вас, я никогда не стану участвовать в подобном.
— Что? Кишка тонка? Я был лучшего о вас мнения. Мир, в котором мы живем, мистер Уивер, полон обмана и предательства. Либо вы бьете, либо вас бьют. Я сказал вам, что мне нужно. Вы мой слуга, поэтому должны делать то, я что велю.
И опять парадокс: поступки, которые сохранили бы мне место, вступают в противоречие с поступками, которые сохранили бы мою душу. Мне было бы достаточно сложно убедить Кобба, что я не мог заставить себя избить складского охранника. Но полагаю, даже он не стал бы требовать, чтобы я запятнал себя позорным избиением и изнасилованием, хотя бы потому, что подобные преступления не остаются незамеченными и, если бы заподозрили меня, след мог привести и к нему.
И тут меня осенило: это же неожиданная удача. У меня не было другого выбора, как отказаться от службы у Эллершо, — Кобб не мог винить меня за это. Конечно, рассчитывать на это особо не стоило, но больше мне было не на что надеяться.
Изобразив решительность на лице, я встал.
— Я не могу исполнить то, о чем вы меня просите. Я также не смогу спокойно вынести подобное, если вы поручите это задание другому.
— Если не выполните поручение, потеряете свое место.
— Предпочту потерять место.
— Вы ведь не желаете, чтобы Ост-Индская компания стала вашим врагом.
— Лучше пусть это будет Ост-Индская компания, чем моя совесть, — ответил я и направился к выходу.
— Подождите, — сказал он, вставая. — Подождите, не уходите. Вы правы. Возможно, мои методы действительно слишком грубые.
Я выругался про себя, ибо мои надежды безнадежно, если и не совсем неожиданно, рухнули. И все же я обернулся.
— Я рад, что вы передумали.
— Передумал, — сказал он. — Полагаю, вы правы. Тогда ничего жестокого. Мы что-нибудь придумаем, мистер Уивер. Это точно.
По дороге к складам я стал обдумывать сложившееся положение. Я служил то Коббу, то Эллершо, то самому себе. Одним словом, я шел по краю лезвия и, хотя не хотел иметь иного хозяина, кроме самого себя, понимал, что должен лебезить, по крайней мере в какой-то степени, если хочу когда-нибудь вырваться из этого капкана. Мне было ненавистно чувствовать свое бессилие, но, поскольку жизнь моих друзей висела на тонкой ниточке, я должен был хотя бы делать вид, что подчиняюсь.