Любить...
Любить? А что это такое?
Разве может любить человек, у которого вместо сердца обугленная головешка, а вместо мозгов - месиво из снотворного и ночных кошмаров.
Разве ты знаешь, что такое любовь?
Ты посвятил жизнь практически археологии.
Копаться в грязи и выуживать из нее крохи, осколки, ошметки чужой жизни.
Вылез из грязи и пошел на свет карих глаз.
Забыл, кто ты есть на самом деле.
Расплачивайся теперь. Уходи, да побыстрее.
Присохший бинт надо отдирать быстро, чтобы не болело.
Пошел прочь! И не смей больше думать о ней. Она - не для тебя.
Билл Уиллингтон шел стремительно, почти бежал. Нога - о диво! - почти не болела, во всяком случае, не мешала отмахивать метры за метрами, ломиться сквозь некошеную траву, через кусты, вглубь старой рощи, где уж и тропок никаких нет.
Он не понимал, что с ним. Никогда раньше такого не испытывал. Хотя... Тогда, миллион лет назад, глядя в глаза той женщины он тоже был в отчаянии.
Сегодня у отчаяния был совсем другой вкус.
Он наломал букет не в саду, отошел подальше, а потом еще и спрятал его, чтобы дед не увидал. Нарочито небрежно попрощался, медленно спустился по тропинке с холма, потом воровато оглянулся, свернул, дал крюка и снова поднялся на холм, нашел припрятанный букет и отправился к Мэри.
Он был смущен и счастлив. У него было легко на душе, впервые за долгое, чертовски долгое время.
Он придет к Мэри, вручит ей букет, и она засмеется, склонив голову на плечо, поправит темные локоны небрежным, естественным жестом, а потом сделает ему очередной массаж ноги, и он будет полчаса умирать от счастья, чувствуя прикосновение ее прохладных, сильных и нежных пальчиков к своей коже.
Он не оскорбит ее ни взглядом, ни жестом.
Не даст догадаться, что все в нем встает на дыбы, вопит и умоляет о близости - нет, какое там! - просто о возможности побыть рядом.
Вдохнуть аромат темных волос. Утонуть в шоколадном взгляде. Улыбнуться в ответ на звонкий смех. И поверить, что они друзья. И что это, возможно, когда-нибудь, еще через миллион лет превратится в нечто большее.
Нечто большее...
Билл попал в большой город юнцом, но юнцом довольно стреляным. Жизнь в Грин-Вэлли только с виду была сонной и благостной, страсти бурлили и здесь, а уж таким, как Билл, испокон веков везде приходилось несладко.
Его мать, Джилл Уиллингтон, была единственной дочерью Харли Уиллингтона. Рано овдовев, упрямый браконьер сам воспитывал дочь, не желая признавать тот очевидный факт, что девочки несколько отличаются от мальчиков, и не только физически. Единственные женщины, которым он позволял изредка давать себе советы, были Гортензия Вейл и Аманда Райан.