только «Золотой горшок», похоже, никто из гостей не читал, и зря она крутилась волчком, завернувшись в оранжевую занавеску, хотя подсказок было сколько угодно. Все почему-то решили, что она изображает революцию. Она так все хорошо помнит, потому что отец этим же вечером слег с воспалением легких.
Как ни странно, Аврора тоже помнила этот вечер и игру в шарады. Взрослые и дети наряжались в невообразимые тряпки и разыгрывали разные сценки. Что ж, мамуля, спасибо за подсказку, окунемся-ка в детство. И Аврора, уложив нагулявшегося Вадика, отправилась в чулан – отгороженный кусочек мансарды. Собственно, он так только назывался – чулан, а на самом деле это была крошечная светелка с узким окошком, боком к которому стоял «Зингер» производства тысяча девятьсот тринадцатого года. Здесь были еще широкая деревянная гладильная доска, покрытая одеялом, плоский стенной шкаф и большой лубяной короб для белья, на котором пылилась шляпная картонка времен нэпа.
Аврора зажгла свет, опустила жалюзи из тростниковой соломки, открыла дверцу шкафа, переместила шляпную картонку на гладильную доску и сняла крышку с короба. В шкафу висели старые Аврорины и мамины платья, в том числе и недошитые – мама иногда сама любила повозиться с шитьем, устав от рук портних. Короб был набит тем самым барахлом, что использовалось для игры в шарады, и еще какими-то тряпками.
Нужно найти что-нибудь относительно готовое, ведь времени почти нет. Вот меховая горжетка, шерсть свалялась и облезла. Горжетку лучше бы вовсе выбросить. Ладно, потом. Вот замявшаяся и с угла прожженная бархатная скатерть, такой цвет называли палевым. Вот та самая мамина оранжевая занавеска с длинной бахромой. А это что? Отрез ужасно перемятого бледно-розового муслина. Аврора помнила, как мама лет семь назад приобрела этот муслин, намереваясь соорудить маркизу для спальни. Однако она просчиталась и купила меньше, чем нужно было для того, чтобы получились красивые, зефирно-пышные драпировки. Аврора подумала, что бледно-розовый был бы ей к лицу, как и любой другой оттенок розового, но розовое она до сих пор носить избегала, считая этот цвет пошловатым. А на каком, спрашивается, основании? Очень даже красивый цвет и молодит необыкновенно.
А что там в глубине? Рулончик переливчатой зелено-голубой тафты шириной с полотенце. Цвет назывался «павлиний глаз», а кусок этот – от портьеры в гостиной городской квартиры. Что бы из него такое соорудить? А очень просто – чалму для Вадьки. Он темненький и кареглазый – чем не восточный принц. Значит, так. Это – чалма. Рубашка подойдет и его собственная, белая. Остались шаровары, кафтанчик. Нет, на кафтанчик не хватит времени. Тогда – плащ и какие-нибудь украшения. На чалму можно прикрепить мамину блескучую кошмарную брошку, она у нее где-то здесь в спальне, в шкатулке. А перо? Ну-ка. Аврора взялась за репсовый поясок шляпной картонки и открыла ее.