Короче говоря, парадоксальное мышление ведет к терпимости и стремлению к самоизменению. Аристотелевская точка зрения ведет к догме и науке, к католической церкви и к открытию атомной энергии.
Последствия для проблемы любви к Богу различий между этими двумя точками зрения уже достаточно полно показаны и необходимо только кратко суммировать их.
В преобладающей на Западе религиозной системе любовь к Богу это, в сущности, то же, что и вера в Бога, в существование Бога, в справедливость Бога, в любовь Бога. Любовь к Богу это, в сущности, мысленный опыт. В восточных религиях и в мистицизме любовь к Богу это напряженное вчувствование в единство, нераздельно соединенное с выражением этой любви в каждом жизненном действии. Наиболее радикальная формулировка этой цели дана Мейстером Экхартом: «Если бы я превратился в Бога, и он сделал меня единым с Собой, то если б я жил по-божески, не было бы между нами различия. Некоторые люди воображают, что они увидят Бога так, как если бы Он стоял здесь, а они там, но так не может быть. Бог и я: мы одно. Познавая Бога, я принимаю Его в себя. Любя Бога, я проникаю в Него» [45].
Теперь мы можем вернуться к важной параллели между любовью к собственным родителям и любовью к Богу. Ребенок начинает жизнь с привязанности к своей матери, «как основе всякого бытия». Он чувствует беспомощность и необходимость всеобъемлющей любви матери. Затем он обращается к отцу как к новому центру своей привязанности; отец становится тем принципом, какой направляет мысли и действия; на этой стадии ребенок мотивирован необходимостью достичь отцовской похвалы и избежать отцовского недовольства. На стадии полной зрелости он освобождается от личностей матери и отца как опекающих и направляющих сил; он утверждает в самом себе материнский и отцовский принципы. Он становится своим собственным отцом и матерью; он сам есть отец и мать. В истории рода человеческого мы видим — и можем предвидеть наперед — то же развитие: от первоначальной любви к Богу, как беспомощной привязанности к матери-Богине, через послушную привязанность к Богу-отцу, к зрелой стадии, когда Бог перестает быть внешней силой, когда человек вбирает в себя принципы любви и справедливости, когда он становится един с Богом, и наконец, к точке, где он говорит о Боге только в поэтическом, символическом смысле.
Из этих размышлений следует, что любовь к Богу нельзя отделить от любви к своим родителям. Если человек не освобождается от кровной привязанности к матери, клану, народу, если он сохраняет детскую зависимость от карающего и вознаграждающего отца или какого-либо иного авторитета, он не может развить в себе более зрелую любовь к Богу; следовательно, его религия является такой, какой она была на ранней стадии развития, когда Бог воспринимался как опекающая всех мать или карающий-вознаграждающий отец.