— Готов?
— Наповал. А говорили, что он дружок командира.
— Да, теперь никому нельзя верить.
Они обыскали труп, забрали бумажник с документами. Пантера снял было часы с руки убитого, но Здисек отобрал их у него и спрятал в бумажник, чтобы передать все вместе Рейтару.
— Черт возьми, отличный велосипед, жалко бросать, — сокрушался жадный Пантера, но Здисек торопил его, и они двинулись к схрону.
Возвращались намного раньше времени, так как на все у них ушло не более часа. Шли быстро, чтобы рассвет не застал их в пути. Было еще темно, когда, подойдя к схрону, они условным сигналом предупредили часового о своем приближении. На посту стоял Моряк. Рейтар с Зигмунтом сидели в бункере и пили водку. Здисек доложил обо всем по порядку, передал Рейтару бумажник и часы. Зигмунт посветил фонариком. Рейтар брезгливо выбросил часы из бункера, вынул из бумажника какие-то документы, справки, свадебную фотографию. Улыбающийся Кевлакис держал под руку красивую, тоже улыбающуюся молодую девушку в фате. Рейтар попытался представить, как она выглядит сейчас: раз беременна, то фигура у нее наверняка испортилась. Теперь Кевлакис лежит на тропинке, уткнувшись мордой в песок. А помчался ведь к Татарину. Значит, боялся того больше, чем Рейтара. Может, и верил ему больше? А ведь пытался убедить, что ему ни с кем не по пути, что он хочет остаться в стороне.
Едва обозленный неудачей Рейтар выбежал в ярости на крыльцо, как Кевлакис услышал в комнате грохот. Открыл дверь и увидел лежавшую без сознания у порога жену. Охваченный ужасом, он забыл обо всем на свете и бросился к ней на помощь. Наконец она открыла глаза. Он облегченно вздохнул. Жена посмотрела на него и сказала:
— Кейстут, я все слышала. Я так боялась за тебя…
Он не дал ей договорить, уложил в постель, нежно обнял и подождал, пока она заснула. Убавил свет лампы и тоже задремал. Вдруг жена вскрикнула во сне и проснулась. Боли все усиливались. Начинались роды. Кевлакис поспешно оделся, схватил велосипед и решил ехать в деревню, чтобы позвать кого-нибудь из женщин, а потом в Чешанец за акушеркой. Но успел добежать только до одинокой сосны с развесистой кроной…
— Так ему и надо, если он дурак, да еще и свинья. Зигмунт, плесни-ка ребятам водки, они этого заслужили. Налей еще мне и себе. В конце концов, живем один раз на свете.
В ту ночь, впервые за долгое время, Рейтар нарушил свое правило никогда не напиваться. Вскоре его, нахлеставшегося до чертиков, Зигмунт вынужден был удерживать силой в бункере, поскольку тот спьяну хотел куда-то бежать, вырывался и то бормотал угрозы в адрес Элиашевича и Кевлакиса, то, вспоминая молодые годы, плакал как ребенок.