Короткое молчание, затем холодный голос произнес:
— Как странно!
Он был на несколько сантиметров выше меня, а рост у меня не маленький. В темных глазах застыло удивление, но похоже, они умели быть теплыми, орлиный нос подчеркивал надменность лица, но полные губы говорили о доброте. Костюм для верховой езды был очень элегантен — пожалуй, даже слишком. И шейный платок и на каждом мизинце по золотому кольцу. Он был сама утонченность и вовсе не так грозен, как я себе его представляла. Мне бы обрадоваться, но я почему-то почувствовала легкое разочарование. И все же, этот человек скорее поймет меня, чем тот граф, которого я рисовала в своем воображении.
— Добрый день, — сказала я.
Он сделал несколько шагов вперед. Он был моложе, чем мне представлялось, на год или два старше меня... может быть, моего возраста.
— Несомненно, — сказал он, — вы будете любезны объясниться.
— Разумеется. Я приехала для работы над полотнами, требующими внимания реставратора.
— Нам представлялось, что сегодня приедет месье Лоусон.
— Это было бы совершенно невозможно.
— Он приедет позже?
— Он умер несколько месяцев назад. Я его дочь, и продолжаю работу над его заказами.
Вид у него был озабоченный. «Мадемуазель Лоусон, эти картины имеют большую ценность...»
— Если бы они ее не имели, вряд ли стоило бы их реставрировать.
— Мы можем доверить их только специалистам, — сказал он.
— Специалист — это я. Вам рекомендовали моего отца. А я с ним работала. В действительности, он больше занимался реставрацией зданий... над картинами же работала я.
«Это конец», — пронеслось в моей голове. Он раздражен — я поставила его в неловкое положение. Он, конечно, не позволит мне остаться. Я сделала отчаянную попытку. «Вы слышали о моем отце. Это значит, вы слышали и обо мне. Мы работали вместе.»
— Вы не объяснили».
— Я решила, что дело срочное. Я сочла необходимым безотлагательно явиться по вызову. Если бы отец принял заказ, я бы приехала с ним. Мы всегда работали вместе.
— Пожалуйста, садитесь, — сказал он.
Я села на стул с высокой резной спинкой, на котором можно сидеть только прямо, а он уселся на диван, вытянув ноги.
— Не думаете ли вы, мадемуазель Лоусон, — медленно произнес он, — что, если бы вы сообщили о смерти вашего отца, мы бы отказались от ваших услуг?
— Я считала, что вашей целью была реставрация картин, и у меня сложилось впечатление, что здесь важнее работа, а не пол реставратора.
Опять та же самонадеянность, которая на самом деле была лишь внешним проявлением моего волнения! Я была уверена, что он собирается отказать мне. Но мне ну ж н о было бороться за свой шанс, потому что я знала — если только я смогу получить его, я покажу им всем, на что я способна.