«Мы с Семиградья — думали, вы первые решили сыграть в такие игры?»
Из города все еще выезжали отставшие — по двое, по трое. Вот одинокий воин склонился в седле. За ним еще двое…
Солдаты гарнизона не знали, как отражать атаку кавалерии. Они как будто никогда такого не видели, они раззявили рты, наблюдая за умелым истреблением, когда пущенные с ужасающе точным расчетом дротики пролетели дюжину шагов, остававшихся до вражеского строя. Строй болкандийцев, перегородивший главную улицу, смешался — зазубренные наконечники пробивали щиты и чешуйки брони, тела шатались, падали, сбивали соседей.
Боевые кони хундрилов врезались в поредевший строй. Воины завывали, размахивая кривыми мечами. Бойня. Потом задние ряды болкандийцев разбежались, прячась за деревьями, в переулках, аллеях, за каменными стенами лавок. Битва стала чередой разрозненных стычек. Хундрильским воинам пришлось спешиться, ведь кони не могли пройти в узкие улочки. Солдаты вжимались в каждую нишу, прикрывшись круглыми щитами. Они все еще превосходили хундрилов числом, и воины начали гибнуть.
Горячим Слезам пришлось потратить все утро, выслеживая и истребляя болкандийских солдат. До последнего. И едва ли больше звона на уничтожение мирных жителей, не сумевших сбежать — они, скорее всего, верили, будто семьдесят пять солдат легко побьют тридцать дикарей. Затем на город пустили огонь, заживо сжигая хорошо спрятавшихся.
Венит понимал: подобные сцены творятся сейчас по всей округе. Никого не пощадим. Чтобы донести это послание самым ясным образом, фермы болкандийцев грабят, не оставляя ничего съедобного и полезного. Мятеж произошел по вине последнего повышения цен — на сто процентов, только для хундрилов — на всё, в том числе фураж для коней. «Да, вы издевались над нами, одновременно принимая наше золото и серебро».
С ним осталось двенадцать воинов, один, похоже, умрет от ран — гораздо раньше, чем они доедут до лагеря. Толстые щепки торчат из руки словно лишние кости. Боль пульсирует.
Да, высокие потери. Но какой другой отряд атаковал гарнизон в городе? Он принялся гадать: не совершили ли хундрилы ошибку, разворошив осиное гнездо?
— Перевяжите раны Сидаба, — зарычал он. — Он сохранил меч?
— Сохранил, Ведит.
— Дайте мне. Мой сломан.
Сидаб знал, что умирает, но все же поднял голову и кроваво улыбнулся командиру.
— Он ляжет в мою руку так же, как меч отца, — сказал Ведит. — Я буду носить его с гордостью, Сидаб.
Мужчина кивнул. Улыбка его увяла. Сидаб выкашлял сгусток крови и с тяжелым стуком выпал из седла.
— Сидаб остался за нашими спинами.