Глядя на Уильяма, я не могла подавить в себе чувства гордости. С тех пор как мы впервые встретились, прошло много времени и он неузнаваемо изменился. Сейчас ему почти семь лет. Он силен, здоров и, я уверена, счастлив. А ведь было время, когда мы сомневались, выживет ли он. Крошечным младенцем его выхватили из жизни, для которой он родился, лишили теплого живота, к которому можно прижаться, материнской груди, кормящей и успокаивающей, толстых мягких пальцев, щекотавших и обыскивавших, длинных рук, которые могли защитить и утешить, — иначе говоря, всего того, чем является мать для маленького шимпанзе.
Я прекрасно помню день, когда Уильям появился у нас, и человека с грязным ящиком у ног, который ждал возле конторы. Судя по ритуальным шрамам на лице, он не был гамбийцем. Когда мы с отцом подошли к нему, он наклонился и начал развязывать грязные веревки и тряпки, которыми был обмотан ящик. Едва он приоткрыл крышку, мы ощутили тошнотворный запах, как бы предупреждавший, что нам предстоит увидеть. Грубые руки вытащили на свет негнущееся тельце шимпанзенка и положили его на цементный пол. Так и лежал он, совершенно неподвижно, скорчившись, прижав к телу костлявые ручки и ножки. На его крошечном бледном личике застыла гримаса ужаса, грудь часто вздымалась, и из нее вырывались хриплые сдавленные звуки. Редкие темные волосы, покрывающие истощенное тело, были спутаны и перепачканы нечистотами и гноем, сочившимся из многочисленных ран. Живот был болезненно вздут.
Свое трехнедельное путешествие из Гвинеи, где его поймали, Уильям проделал в ящике размером 30 на 37 сантиметров. Большую часть пути ящик стоял на крыше автобусов, трясущихся на ухабах африканских дорог. Жара и тряска сами по себе были достаточной пыткой, но к ним присоединялись еще густые клубы удушающей пыли, которые окутывают любую движущуюся по проселочной дороге машину. Там, на крыше автобуса, Уильям оказывался в эпицентре пылевого облака. Каким же бесконечным кошмаром казалось это путешествие испуганному детенышу шимпанзе! Было поистине чудом, что он выжил.
Уильям был прикреплен к ящику куском гибкого пластикового шнура, который охватывал его бедра и продевался в отверстие на задней стороне клетки. От этого он согнулся пополам как тряпичная кукла, почти касаясь лицом коленей, а выступающие части тела с трудом втискивались в остававшееся свободным пространство.
Он был предназначен для продажи: убитая мать и недели нескончаемых мучений ради нескольких шиллингов. Вид лежавшего у наших ног создания переполнял сердце жалостью. После торопливых торгов деньги перешли в протянутую руку. Тогда мы не представляли еще всех последствий такого поступка.